— Э-э... Ито-сэнсэй, на секундочку!
Я протиснулся между спинами коллег и стеной, добрался до места во главе стола и обнаружил, что рядом с завучем, расплывшимся в широченной пьяной улыбке, сидит Юкари.
— Я тут это, рассказывал, кто из учителей, ну, способен выпить больше всех. По моим наблюдениям я, как бы, был уверен, что это вы, Ито-сэнсэй. Но вот Юкино-сэнсэй всё пьёт и пьёт, и ни в одном глазу! — радостно трещал завуч, поглядывая на неё.
Природная худоба не спасла его от двойного подбородка, а на шее неряшливо болтался распущенный галстук. Юкари озадаченно посмотрела на меня.
— Вот я, в общем, и хочу прямо здесь выяснить, кто же в нашей школе, значит, истинный чемпион по выпивке! Вы согласны, Юкино-сэнсэй?
— Простите, но я не для того... И потом, Ито-сэнсэю это тоже будет в тягость. А вам, наверное, на сегодня уже хватит... — бормотала Юкари, отчаянно пытаясь уладить ситуацию.
На глазах у неё выступили слёзы, она выглядела такой растерянной, что мне стало её жаль. Я оглядел сидевших вокруг, но все притворились, будто за своими разговорами ничего не расслышали. Я тихонько вздохнул. Наш начальник отличался въедливостью, но, выпив, становился куда как назойливей, и к тому же, быстро пьянея, он долго не отключался и мог донимать окружающих часами. Юкари этого не знала и, по-видимому, не успела от него сбежать. Кто-то должен был её спасти.
— Хорошо, — сказал я, обращаясь к завучу.
Тот восторженно взвизгнул. Почти все учителя в школе его недолюбливали, но не я: он обладал холодным рассудком хорошего управленца.
— Юкино-сэнсэй, какой напиток вы предпочитаете? — спросил я у оторопевшей Юкари.
— Что?.. Я предпочитаю саке, но...
— Отлично, выбираем саке. Будьте добры, 0,7 литра холодного саке и два стакана, — не дав ей больше сказать ни слова, я нажал кнопку на столе и сделал заказ.
Принесли большую фарфоровую бутылку, я наполнил оба стакана — по четверти бутылки в каждый — и передал один Юкари. Остальные присутствовавшие уже успели повернуться к нам и смотрели со смесью любопытства и беспокойства. Не обращая внимания на тревожное выражение на лице Юкари, я сказал: «До дна!», и мы с ней чокнулись.
Собравшись с духом, она поднесла саке ко рту. Я мельком удостоверился, что она пьёт, залпом опрокинул в себя стакан и отправил содержимое в желудок. Краем глаза я заметил удивлённые лица других учителей. Не останавливаясь, я снова наполнил стакан, осушил его, затем проделал то же самое в третий раз. Юкари ещё не управилась и с половиной своей порции, а во мне уже плескалось три четверти бутылки.
Зрители разразились одобрительными возгласами и аплодисментами. Пришедший в полное неистовство завуч что есть силы хлопал в ладоши. Я поймал недоумевающий взгляд Юкари, которая никак не могла сообразить, что же произошло. Напряжение, сковывавшее её точёное личико, понемногу сошло, и его сменила нежная улыбка.
На моих глазах как будто распустился цветок. Где-то в центре сознания, уже затронутого подступающим опьянением, я впервые совершенно искренне сказал себе: «Какая же она красивая!»
— А оформим увольнение уже после летних каникул. Начальство я предупрежу.
Сообщив об этом Юкари, я закончил наш с ней телефонный разговор, который вёл с балкона. Всё, что надо было передать, я передал, и мне стало немного легче на душе.
Когда же это началось, после Нового года в третьем триместре?
[56] Юкари всё чаще отсутствовала на работе. Сперва примерно раз в неделю она отпрашивалась по болезни, но вскоре дни, когда у неё получалось прийти, стали редкостью. В итоге она пропустила около половины третьего триместра, а в первом, начавшемся в апреле, её появления и вовсе можно было пересчитать по пальцам. То, что её при этом не уволили приказом, а дали уйти по собственному желанию, объяснялось разве что благосклонностью руководства.
Я расслабил все мышцы и медленно выдохнул скопившийся в лёгких дым. Оглядел балкон в поисках пепельницы, ничего похожего не нашёл и с неохотой вытащил из кармана переносную.
Когда я вернулся в комнату, Нацуми пила кофе и смотрела телевизор. Выставленный в качестве закуски к вину голубой сыр начал подсыхать, и его очертания почему-то напоминали заброшенную деревню.
«Давненько я не ездил в отчий дом», — вдруг подумал я, присаживаясь напротив Нацуми. Она не удостоила меня даже беглым взглядом. Кстати, так давно повелось: если она на чём-то сосредоточилась, то не замечает ничего из происходящего вокруг. Я разглядывал сыр и размышлял, выпить мне вина или же кофе, как вдруг Нацуми бесстрастным голосом сказала:
— Ладно, ещё увидимся.
В первый миг мне захотелось переспросить, что она имела в виду.
— А, ну да, хорошо... Только я тут крошками намусорил...
— Ерунда. Я тебе напишу, — сказала Нацуми и вроде как улыбнулась. То есть едва заметно дёрнула уголком рта, что при желании можно было принять за улыбку.
«Короче, иди уже». Объяснение не самое убедительное, но будем считать, что я обнаглел и слишком уж засиделся у девушки, с которой даже не встречаюсь, и лучше уйти, чем опрометчиво оставаться на ночь, а то кто его знает, чем всё может кончиться. С подобными мыслями я поблагодарил Нацуми и покинул её квартиру. Мотоцикл я оставил у школы, так что завтра утром мне предстояло толкаться в электричке. Поезд вёз меня домой, и я трясся в заполненном пассажирами вагоне, не зная, на кого бы мне направить поднимавшуюся злость.
Я мог бы на ней жениться. Я хочу на ней жениться. Я должен на ней жениться. Я хочу на ней жениться, чтобы она навсегда стала моей. Впервые такие чувства я испытал именно по отношению к Юкари.
После того происшествия в баре мы стали понемногу общаться в школе. Однако нам не хотелось, чтобы школьники застали нас за дружеской болтовнёй, к тому же бо́льшую часть моей административной работы я выполнял в кабинете физрука, поэтому поговорить нам удавалось лишь изредка, когда мы случайно сталкивались в учительской с утра или после занятий.
Как только дистанция между нами сократилась, я до ужаса отчётливо осознал, насколько Юкари особенная женщина. Она обладала загадочной силой, заставлявшей замирать моё сердце, даже когда мы просто встречались взглядами. И мне казалось, что сила эта действует помимо собственной воли Юкари. Некоторые явления природы нельзя наблюдать без благоговейного страха, и точно так же, просто находясь рядом с ней, я, сам того не желая, чувствовал себя абсолютно беспомощным. Да и кто может спастись от закрывшего небо тайфуна или сотрясающего почву под ногами землетрясения? Такого рода женщиной была Юкари. Такого человека я встретил впервые в жизни.
«Я попал к ней в плен...» — думал я, не в состоянии разобраться, радует меня это или печалит. По правда говоря, то, что она особенная, я осознал в ту самую секунду, когда её увидел. Мне не хотелось отдавать свою свободу тому, кто сильнее меня, я безумно этого боялся и до сих пор старательно избегал Юкари. Но теперь уже поздно.
