— Но в школе ты остался Фудзисавой.
— Мама надо мной сжалилась: избавила от смены фамилии в разгар учебного года. Даже похвасталась, что согласна не менять записи в реестре имён до моего выпуска.
«И это единственная её уступка», — с горечью подумал Такао.
— А старший брат?
— Он тоже с нами. Но он работает, и видимся мы редко. Возвращается поздно, а с утра уходит, пока я сплю.
Такао скорее почувствовал, чем увидел, что Михо погрустнела. Он притворился, будто ничего не заметил, и сказал нарочито весёлым тоном:
— Смотри-ка, это и есть храм Мэйдзи? От Синдзюку туда порядочно идти.
Перед ними словно поставили неумело сделанную комбинированную фотографию: там, куда вела плотно застроенная с обеих сторон четырёхполосная дорога, позади поднятых над землёй массивных конструкций скоростной столичной автотрассы виднелся невесть откуда взявшийся лес.
По заведённой традиции их с Михо Касугой свидания проходили в общественных парках. Впрочем, они не признавались друг другу в любви, и называть их встречи свиданиями, пожалуй, было нельзя, тем не менее в выходные они часто гуляли вдвоём. Парк Инокасира, парк Сякудзии, парк Коганэи, парк Мусасино, мемориальный парк Сёва — они побывали практически во всех парках, расположенных вдоль их железнодорожной ветки, так что на этот раз Михо предложила пойти куда-нибудь в центр города. Поначалу парки не особенно интересовали Такао, но денег на кинотеатры или океанариумы у него не хватало, и он с удовольствием наблюдал за тем, как Михо радостно подбегает к каким-нибудь цветам или деревьям, чтобы рассмотреть их поближе. Благодаря ей он выучил названия многих птиц и растений. Ко всему прочему, Такао, выросший в районе Сугинами, в прозаичном квартале, застроенном муниципальным жильём, до сих пор искренне удивлялся тому, что в Токио так много островков зелени. Местами их встреч стали не дом, не школа, не библиотека, а затерянные мирки, где нет ничего, кроме деревьев.
«Мне такое по душе», — с беззаботным смехом говорила Михо, и Такао чувствовал, пусть и не решаясь это высказать вслух, что она взрослее него. Она знала, что ей нравится.
«На самом деле в школе такие наперечёт», — думал он. И его самого в их числе не было.
— Как тепло! — сжимая в ладонях пластиковый стаканчик, сказала Михо.
Они обошли всю территорию просторного парка при храме Мэйдзи, сфотографировались перед огромными ритуальными вратами, прогулялись по главному зданию, развлечения ради читая выставленные там жертвенные таблички с обращениями к богам, и даже отстояли очередь, чтобы осмотреть колодец Киёмаса. Устав от ходьбы и суматохи, теперь они уселись рядышком на сухой лужайке и потягивали кофе с молоком, термос с которым захватил с собой Такао. Горячий сладкий кофе приятно сочетался с чуть ли не звеневшим от мороза прозрачным зимним воздухом.
Несколько последних месяцев он ощущал себя беспомощным потерявшимся ребёнком, и только в часы, проведённые с Михо, его тревоги исчезали, как по волшебству. Над головой не было ни облачка, и от купола послеполуденного декабрьского неба исходило чистое, голубоватое сияние. За сбросившими листву деревьями, белой прямой чертой рассекая небеса, возвышалась радиомачта небоскрёба DoCoMo в Ёёги. Жарко светило солнце, плеча Такао легонько касалось тёплое плечо Михо, и потому холод, которым тянуло от подмёрзшей земли, не ощущался вовсе.
«Как же с девушками спокойно...» — мелькнуло у него в голове, и он всем своим существом осознал, что готов молить Михо о помощи.
А затем, не успев сообразить, что происходит, он её поцеловал. Их губы соприкоснулись меньше чем на секунду. Радостное волнение охватило его целиком, он почувствовал себя невероятно счастливым, но сразу же вспомнил слова матери и буквально похолодел.
«Я до сих пор помню, каким счастливым казался тот первый поцелуй...»
— Идём домой, — объявил Такао.
И, сам удивляясь тому, как внезапно испортилось у него настроение и как бездумно он это сказал, двинулся прочь, словно спасался бегством. Краем глаза он заметил ошарашенное выражение на лице Михо, всё ещё сидевшей на земле. Но шаг сбавлять не стал.
— Что?.. Фудзисава-кун, ты куда? Подожди!
«Ещё не поздно извиниться. Остановись», — мысли бились у него в голове, но тело не слушалось. Возле плеча возникла голова догнавшей его Михо, которой пришлось в спешке хватать оставленный им термос.
— Что с тобой такое? — заглядывая ему в лицо снизу вверх, обеспокоенно спросила она.
Он только сильнее стиснул зубы.
Быстрым шагом выйдя из парка, они молча направились к станции Синдзюку той же дорогой, что и пришли. Изо всех сил стараясь не отстать, миниатюрная Михо перешла едва ли не на бег. Такао понял это по звуку шагов. И ещё он, даже не оборачиваясь, с отчаянием понял, что она вот-вот заплачет. Под ногами скользили расплывчатые тени от росших вдоль дороги деревьев. Небо успели затянуть чёрные тучи, солнце нырнуло за дома, включилось уличное освещение, воздух постепенно остывал.
Обратный путь до южного входа на станцию Синдзюку они проделали вдвое быстрее. Такао наконец-то повернулся к Михо. Она протянула ему термос, и он, чувствуя себя ужасно неловко, его взял.
— Спасибо... — глядя ей под ноги, сдавленно сказал он. — Прости...
— Ничего... — выдохнула она в ответ.
Только сейчас Такао обратил внимание на её туфли: на низком каблуке, украшенные лентой. Одну ногу она ставила неестественно, стараясь не наступать на пятку. Наверное, натёрла. На лбу у неё выступила лёгкая испарина, дыхание ещё не восстановилось, и всё же она заговорила чуть громче:
— Рада была повидаться, Фудзисава-кун... Давно мы вместе не гуляли.
С наступлением вечера перед турникетами начала скапливаться толпа. Вокруг звучали разговоры и шаги нескольких тысяч людей.
— Так ты придёшь завтра в школу? — с каким-то вызовом в голосе спросила Михо.
Не зная, что ответить, он продолжал глядеть в пол. Стало ещё холоднее. У Такао мёрзли пальцы ног. У Михо они, наверное, совсем окоченели.
— Как же противно смотреть, когда кто-то считает, будто на свете он один такой несчастный!
От неожиданности Такао непроизвольно вскинул голову. На секунду ему показалось, что это сказал кто-то из прохожих. Но именно Михо пристально смотрела на него заплаканными глазами.
«Надо что-то сказать», — подумал Такао. Что в таких случаях говорят? Мозг лихорадочно работал, словно за минуту до окончания экзамена. Сойдёт и первая попавшаяся мысль:
— Тебя это не касается, Касуга.
Его голос дрожал, и он сам поразился, как по-детски прозвучали его слова.
Михо не отступала:
— Да, не касается. Но в школе есть с десяток ребят, у которых развелись родители. В этом нет ничего особенного, и киснуть тут просто глупо.
