Я взглянула на Фостера. До этого я не осознавала, что люблю его, а теперь наконец поняла. И его горе стало моим горем. И, несмотря на боль, мне было странным образом легче, потому что я знала, что мы несем эту ношу вместе.
Я обняла его, и он заплакал. Мы долго обнимались, прежде чем я заметила Эзру в дверном проеме.
– Привет, – хриплым голосом произнес Фостер, отпустив меня.
– Хочешь, я попозже зайду? – спросил Эзра.
– Нет. – Фостер вытер нос тыльной стороной ладони. – Все хорошо. Заходи.
Эзра шагнул в комнату.
– Мы выиграли? – спросил Фостер.
– Не знаю, – ответил Эзра. – Я уехал сразу после того, как тебя увезли. Правда, меня не впускали, пришлось пробраться тайком. – Он замолк. – Ты как, нормально?
– Нет, – сказал Фостер. У него задрожали губы, а глаза снова наполнились слезами.
Эзра какое-то время провел в раздумьях, а затем произнес:
– Знаешь, что нужно сделать?
– Что?
– Крепко-крепко зажмурь глаза и досчитай до трехсот. Вот и все. Когда досчитаешь и откроешь глаза, пройдет пять минут. И даже если тебе все еще больно, и все плохо, и ты не знаешь, что делать дальше, – ты только что прожил целых пять минут. И когда тебе кажется, что сил больше нет, снова закрой глаза и считай. И все. По пять минут за раз.
У Фостера покраснели глаза. Он слабо кивнул:
– Хорошо.
– Давай вместе. – Эзра присел на краешек кровати Фостера и покосился на меня: – Давайте все закроем глаза.
Я закрыла глаза, и мы начали:
– Раз… два… три…
На пятидесяти четырех, пятидесяти пяти, пятидесяти шести у Фостера выровнялось дыхание. К ста семидесяти восьми, ста семидесяти девяти он откинулся на подушки. На двухстах пятнадцати, двухстах шестнадцати, двухстах семнадцати я пошарила по одеялу, нашла ладонь Эзры и крепко сжала ее в своей.
Мы досчитали до трехсот. Я открыла глаза.
Фостер сделал глубокий вдох, посмотрел на меня и еле заметно кивнул. Я кивнула в ответ.
Он крепко зажмурился. И стал считать заново.
36
Эзра оставался с нами, пока не приехали мои родители. Мама была вне себя.
– Поверить не могу, что нас не было рядом, – повторяла она. За десять минут она взбила подушки Фостера раз двенадцать.
– Я в порядке, – раз за разом говорил Фостер. И правильно делал: маме, похоже, и правда требовались ежесекундные напоминания. Казалось, она вот-вот попросит его повторять алфавит в прямом и обратном порядке, чтобы удостовериться, что пара букв не выпали из его головы из-за сотрясения.
Пока мои родители обхаживали Фостера, Эзра отступил ближе к выходу.
– Спасибо, – сказала я, заметив это. – За… Ну, сам понимаешь.
– Нет проблем.
Эзра вытащил мобильный, и меня вдруг осенило, что сейчас, должно быть, очень поздно.
– Тебе, наверное, давно пора домой.
Он покачал головой:
– Да нет, просто… не хочу мешать.
– Ты не мешаешь.
Он слегка улыбнулся, а потом поднес телефон к лицу.
– Джордан мне пишет из приемной каждые пять минут.
– Он что, здесь?
– Да. Я ему уже сказал, что с Фостером все хорошо, но, наверное, стоит с ним лично поговорить.
Родители наперебой ухаживали за Фостером, так что я пошла с Эзрой в приемный покой. Там сидели Линдси, Кэс и Джордан. Завидев нас, они тут же вскочили на ноги.
– Чемпион! – Джордан обнял меня. – Как он там?
– С ним все будет хорошо.
– Отлично. – Он отстранился. – А ты как?
– Нормально.
– Выглядишь уставшей, – сказала Линдси. Вдруг ее глаза расширились. – Я не имею в виду, что это плохо, в смысле, ты всегда отлично выглядишь, просто…
– Ты права, – перебила я. – Я и правда устала.
– Если хочешь отдохнуть, могу отвезти тебя домой, – предложила Линдси.
– Да нет, спасибо. Я бы только в буфет заглянула… Проголодалась немного.
– О, мы после игры заезжали ко мне, – произнесла Линдси. – И я захватила сэндвичей. Ребят, может, вы купите попить?
– Конечно. – Джордан кивнул, и они с Кэсом и Эзрой пошли дальше по коридору.
– Я знаю, каково это – торчать в больнице, – сказала мне Линдси. – Иногда просто забываешь поесть.
Я наблюдала за ней, пока она доставала вместительный контейнер с едой. Я не знала, достаточно ли мы близки, чтобы можно было спросить, почему она проводила время в больнице. Сперва решила, что недостаточно. Но потом посмотрела на ее протянутую руку с сэндвичем, подумала, что она всегда была ко мне очень добра, и решила, что все-таки близки.
– Почему ты была в больнице? – спросила я, взяв сэндвич.
– Мой дедушка в прошлом году сильно болел.
– Сочувствую.
Она кивнула:
– Мы очень по нему скучаем.
Какое-то время мы молчали. Когда я взглянула на Линдси, ее лицо приняло странное выражение. Не успела я вымолвить слово, как она затараторила:
– Девон, извини, пожалуйста. Понимаю, у тебя и так сейчас проблем по горло и голова другим занята… Но знаю, что я еще больше усложнила тебе жизнь.
– Ты о чем?
– Не надо мне было звать Эзру на бал.
Я совсем не ждала таких слов и, признаться, не очень-то хотела это обсуждать.
– Ты не должна… Слушай, ты имела полное право звать кого угодно.
Я вдруг заинтересовалась своими большими пальцами. Правый, левый, подумать только.
– Нет, да, я знаю… Я слышала, что вы передумали идти вместе, и решила… – Она скривилась, с трудом сдерживая слезы. – Это ужасно, просто отвратительно. Я просто хотела, чтобы ты и Кэс приревновали.
Я моргнула.
– Так тебе не нравится Эзра?
– Только как друг.
– Но Эзре-то… ты нравишься?
– Почему ты так решила?
– Потому что ты – это ты. И он… согласился с тобой пойти, и…
И потому что в этом был смысл. Он хорош, она хороша. Все логично.
– Нет, он вообще не хотел идти. Пришлось надавить. – Линдси округлила глаза. – И это было ужасно, Девон. Честно. Мы пришли в спортзал, провели там минут двадцать, а все остальное время торчали у него дома и готовились к вечеринке. Я развешивала гирлянды, а он… просто угрюмо пялился на лотки со льдом.
Я слегка улыбнулась.
– Я так злилась на Кэса за то, что он пришел с этим… с этим зародышем. С Грейси Хольцер.
