– А ты как думаешь?
– Ты… Ну, я не знаю. Ты его оставишь?
Марабелль забрала у меня тест и бросила в урну, а потом стала мыть руки.
– Это же ребенок. А я его мама. Что ты еще предлагаешь, кроме как родить его?
– Но ты ведь не обязана его оставлять, – вылетело у меня. Я не могла этого не сказать. В конце концов, Марабелль было пятнадцать, и она носила розовую пластиковую бижутерию, ради всего святого. Ну какая из нее мать?
Марабелль обернулась, стряхивая воду с рук, и посмотрела мне прямо в глаза. Я была выше – ей пришлось поднять голову.
– Я скорее от тебя избавлюсь, – бросила она и вышла из туалета.
Ни до, ни после этого я не видела Марабелль такой уверенной. Она просто знала, что делать, и ни на секунду не сомневалась в своем выборе. Не думаю, что когда-либо буду хоть в чем-то настолько уверена.
Теперь она стояла рядом со мной у вендингового аппарата с соками и со слегка озабоченным видом смотрела то на кнопку «манго-папайя», то на кнопку «клубника-киви». Я засунула доллар в купюроприемник.
– Выбирай.
Она погладила живот, а потом нажала на «манго-папайю».
– Почему ты еще в школе? Уроки же закончились, – спросила Марабелль, пока мы шли по коридору, зажав пачки сока в руках.
– У меня была встреча с миссис Уэнтворт.
– Со школьным психологом?
– Ага.
– Она в свое время дала мне буклеты о специализированных школах. И мило со мной поболтала. Не то что мама.
– Но ты не собираешься переводиться?
– Из ребеночка не выйдет нормального человека, если он не вырастет в обычном обществе.
Я слегка улыбнулась.
– А ты почему еще здесь? – спросила я. Мы уже заворачивали за угол, приближаясь к холлу.
– У меня нет прав, – ответила Марабелль. – Нас подвозят.
– Хочешь со мной поехать? – На этой неделе моя машина работала исправно и стояла на парковке рядом с автомобилем Кэса.
– Нет, я не против подождать.
Я толкнула дверь и вышла навстречу сентябрьскому солнцу. С минуты на минуту должна закончиться первая тренировка Фостера. И действительно: вот он вприпрыжку выходит из-за корпуса средней школы с огромной спортивной сумкой на плече. Папа накануне накупил целую кучу всего в спортивном магазине.
Когда Фостер заметил меня, он помахал рукой и ускорил темп. Марабелль тоже вышла на крыльцо и начала спускаться вслед за мной.
– Я бил по мячу, Дев! – воскликнул Фостер, задыхаясь. – И бил, и бегал, и мяч ловил… – Я никогда не видела его таким румяным и счастливым. – А это кто?
– Это Марабелль. Э-э, Марабелль, это мой двоюродный брат Фостер.
Марабелль слабо улыбнулась Фостеру. А тот прекратил улыбаться, как только увидел ее живот.
– Нам пора, – сказала я. – Увидимся, Марабелль.
– Ага. – Она помахала нам и присела на ступеньку.
Я направилась в сторону парковки, но Фостер не двигался с места.
– Ты просто будешь тут сидеть? – спросил он.
– Нет. – Марабелль потрясла «манго-папайей». – Буду еще сок пить.
– Совсем одна? – заволновался Фостер.
Она легонько похлопала по животу:
– Я не бываю одна.
Фостер беспомощно посмотрел на меня. Я откашлялась.
– Ты точно с нами не поедешь, Марабелль? – спросила я.
– Нет, все нормально.
Я без колебаний приняла этот ответ: во-первых, Марабелль выглядела вполне довольной жизнью, а во-вторых, как по мне, она просто не способна врать. Но Фостер все равно казался обеспокоенным.
– Пойдем. – Я потянула его за лямку спортивной сумки. – Нам пора.
– Пока.
Фостер споткнулся, потому что продолжал смотреть на Марабелль. Заговорил он только тогда, когда мы подошли к машине.
– Как так вышло, что у нее ребенок?
– У нее еще нет ребенка.
– Ну то есть как так вышло, что она забеременела?
– Мне-то откуда знать? Есть много способов.
– Думаешь, она этого хотела?
– Фостер, ни одна школьница не хочет забеременеть.
Фостер вытянул шею и обернулся на школьное крыльцо, пока мы поворачивали за угол.
– А где отец?
– Что-что?
– Отец ребенка.
Марабелль никогда о нем не говорила, а спросить мне духу не хватало.
– Я не знаю.
– А парень у нее есть?
Я ее ни разу ни с кем не видела. Если не считать ребеночка.
– Не думаю.
– Она симпатичная, – сказал он после короткой паузы.
Я покосилась на него. Она и правда симпатичная, но это было последнее, что я ожидала услышать от Фостера.
– Точно.
Фостер не ответил.
8
На следующее утро я проснулась от привычного грохота на кухне. Сложно сказать, шумел ли Фостер потому, что не особо думал о других, или потому, что как раз старался не издавать ни звука и оттого становился еще более неуклюжим. Не думаю, что он сознательно пытался нам насолить, – он просто привык делать что хотел. Например, есть кожуру запеченного картофеля. Никто никогда не говорил ему, что так делать не нужно.
Я перевернулась на другой бок, уставилась в щель между шторой и стеной и принялась слушать собственное дыхание. Я определенно проснулась, но не хотела этого признавать, пока не услышала, что кто-то хлопнул входной дверью – а это особый звук. Именно из-за этого узнаваемого щелчка я и вскочила с кровати.
Я накинула на плечи одеяло. Во рту было вязко – обычное ощущение по утрам, когда едва встал и еще не произнес ни слова. Я вышла на залитое утренним светом крыльцо и увидела Фостера в школьной спортивной форме. Он наворачивал круги по лужайке перед домом.
– Ты что делаешь?
Фостер не сбился. Повернувшись и поскакав в противоположную сторону, он ответил:
– Скоро Эзра будет мимо пробегать. Я и размяться хочу, и встретить его.
– Откуда ты знаешь, что он побежит мимо?
– Он каждое утро пробегает мимо нашего дома в пятнадцать минут седьмого.
– Неправда. – Это было по-детски. Но мне сложно было поверить в то, что кто-то в нашем возрасте по доброй воле встает так же рано, как Фостер.
– Правда. Я его вижу каждое утро. И он сказал, что если я не буду спать, – Фостер развернулся и ринулся обратно, – то могу с ним вместе побегать.
– Вместе? – Я присела на крыльцо и плотнее завернулась в одеяло.
