Она вдруг тихо осела на пол.
– Снова в обморок упала! – Пушкин-младший бросился к ней.
Ее губы шевелились. Глаза были закрыты, ресницы трепетали.
– По страссссти, – прошептала она. – Ах, господа, право, это такое… merde…
– Аликс! – Пушкин-младший подхватил ее на руки с мерзлого пола.
Но ее рука безвольно повисла, голова запрокинулась назад. Он схватил ее за запястье, проверяя пульс, и…
Мамонтов поднял бутылочку от микстуры, понюхал.
– Лауданум. Это не микстура, это настойка опия, Саша… Она мертва. Отравилась лауданумом на наших глазах.
Они стояли над ней. Затем Пушкин-младший снял с себя накидку и укрыл это бедное истерзанное страстями тело, опустил его на пол.
В Пожарный сарай вошли солдаты и с ними обсыпанный снегом фельдъегерь в мундире.
– Его сиятельство граф фон Крейнц, господин полицмейстер с жандармами только что прибыли, – доложил фельдъегерь. – Они в Присутствии, просят вас, господин мировой посредник, сей же час пожаловать с докладом о событиях, здесь происшедших!
Они последовали за ним через городскую площадь к Присутственным местам. Костры на площади уже погасли. Серый зимний рассвет брезжил в подслеповатых окнах городка. Возле постоялого двора стояли сани и возок: крепостная труппа, осиротевшая без своей хозяйки, суетливо грузила в них весь свой актерский скарб. Старые комедианты возвращались в Москву, чтобы там ждать решения своей судьбы.
Клавдий Мамонтов, глядя на них, вдруг подумал, что пьеса о циклопе Полифеме и нимфе Галатее закончилась. И уже не будет никогда сыграна впредь.
Глава 51
«Он, правда, в туз из пистолета с пяти саженей попадал»
Катя целиком сосредоточилась на дороге – нечасто ей доводилось водить внедорожник. Смотрела в зеркало на них – Клавдий Мамонтов придерживал Дроздова здоровой рукой. А мимо проплывали Бронницы: Ансамбль Присутственных мест, где располагалось ГИБДД, Пожарный сарай во всем своем тайном великолепии, дом ювелирши и старый особняк за забором – дом Ионы Крауха, дом с привидениями, городская легенда – гостиница, трактир, постоялый двор, место убийства, театральные подмостки для старой пьесы, чья-то могила…
Но всего этого Катя не знала. Она просто старалась довезти Циклопа… Дроздова до больницы.
В приемном покое дежурный фельдшер помог им вытащить Дроздова из машины и уложить на каталку.
– Что с ним произошло? – спросил врач.
– Спортивная травма, – ответил Мамонтов. – Занятия карате.
– А у вас что? – врач кивнул на руку Мамонтова.
– То же самое, доктор.
– Сначала на рентген его, потом вас.
Они все вместе переместили Дроздова в кабинете рентгена на смотровой стол, врач осторожно снял с него через голову толстовку, отдал Кате. Затем они перевернули его на живот. Его лицо покрылось испариной. Но он молчал.
Врач закрыл дверь, подошел к компьютеру и включил систему. Катя и Мамонтов ждали результатов в коридоре.
И внезапно дежурный врач пулей вылетел из кабинета. Помчался по приемному покою. Он кому-то звонил на ходу.
– Анна Николаевна, срочно два укола обезболивающего пациенту, которого только что привезли. Быстрее! Сделайте блокаду! Мы представить не можем, какую боль он сейчас терпит.
В кабинет рентгена прибежала медсестра. Катя через распахнутую дверь видела, как она сделала Дроздову два укола в бедро и в поясницу, потом позвала их. И они снова уложили его на каталку, перевернув, выкатили в коридор.
Дежурный врач вернулся с двумя коллегами – все сильно взволнованы.
– Сознание потерял, у него болевой шок, – врач глянул на Дроздова. Черная повязка, здоровый глаз закрыт. – Какое карате после таких операций, как у него?! У него титановый имплант вместо двух раздробленных позвонков. Рентген показал, что имплант сильно сместился и, мало того, – при смещении он повредил еще три позвонка. Два с одной стороны и один с другой. Это уже неоперабельно! Такие повреждения! Можно сказать, у него больше нет позвоночника!
– Сделайте хоть что-то, вы же врачи!
– Катя, тихо, не кричи, – Клавдий Мамонтов удержал Катю, готовую к взрыву. – И что дальше? Какова у него перспектива?
– Нет перспективы никакой, – еще тише прошипел врач. – Перспектива – полное обездвиживание, паралич всего тела. Потеря речи. И это дело не дней, а нескольких часов, может, сутки…
Врач умолк. Они обернулись – Дроздов смотрел на них. В сознании. И он все слышал.
Врач позвал коллег в кабинет смотреть рентгеновские снимки.
– Вызови полицию, – сказал Дроздов Мамонтову. – Вызови сейчас сюда. Я должен дать показания им. Пока… еще могу.
Катя набрала на мобильном номер майора Скворцова, но сама она не могла с ним говорить, протянула телефон Мамонтову (к счастью, мобильный не разбился, когда она бросала его на пол по приказу того, кого сейчас так хотела спасти).
Мамонтов забрал телефон здоровой рукой, отошел, разговаривая, сообщая.
– Не принято просто так прощать… да? – Дроздов смотрел на Катю. – Я прошу не о прощении.
– Сейчас это уже не важно, Иван Аркадьевич.
– Верните мне «кольт»-травматик. После того как я дам показания, принесите мне его… пожалуйста.
– Нет, – это сказал вернувшийся Клавдий Мамонтов.
– Один патрон, там резиновая пуля. Застрелиться можно, если с умом.
– Нет.
– Попросите вашего напарника вернуть, – Дроздов смотрел на Катю. – Он вам не откажет, потому что… вы сами знаете почему… А вы у меня в долгу… прояви милосердие… пожалуйста… я хочу все закончить сам.
– Иван Аркадьевич, я не могу! Нет! И потом, мало ли что врач сказал… это маленькая больница, вас в госпиталь перевезут. – Катя лепетала бог знает что, чувствуя, что плачет и не может удержаться. – Вам снова операцию сделают и… А я не могу!
Дроздов с усилием оторвал руку от каталки, пальцы дрожали, и он сжал кулак, поднес к Катиному лицу…
Кулак железный, прошибающий насквозь стену в три кирпича, один удар такого кулака, и ваша голова как…
Он стер кулаком слезы с мокрой Катиной щеки.
– Ладно. Нет так нет. А я думал… никто уже обо мне не заплачет.
Врачи вышли из кабинета и сами повезли каталку с Дроздовым в хирургию. Клавдия Мамонтова пригласили на рентген, а затем сразу к травматологу накладывать гипс.
Катя сидела на банкетке в коридоре. Сжимала в руках черный пиджак Мамонтова и толстовку Дроздова. Вещи, столь подходящие для траура.
Она ощущала внутри себя гулкую звенящую пустоту.
Ничего, кроме этой безграничной пустоты. Думала о том, что все чаще все эти расследования оборачиваются слезами и хватит ли у нее сил…
