Саша помог мне сменить век и вернуться вспять, чтобы продолжить движение вперед. В последнюю встречу с Паоло я отдала ему последние вещи Леонины, мою куклу Каролину, мои брюки и мои «говнодавы». Я сделала маникюр, купила черную подводку и лодочки.
Стефани наблюдала за мной. Я не раз ловила на себе ее недоверчиво-подозрительный взгляд, когда выкладывала на транспортер кассы пудру и розовые румяна. Кажется, бутылки со спиртным настораживали мою подругу меньше.
Люди – странные создания. Они не могут смотреть в глаза матери, потерявшей ребенка, но почти негодуют, видя, что женщина воспряла духом, начала краситься и наряжаться.
Я узнала, что существуют дневные и ночные кремы, розовая пудра разных оттенков, и училась пользоваться косметикой, как другие – готовить!
У женщины, ведающей кладбищем, грустный вид, но она всегда улыбается проходящим мимо людям. Должно быть, печаль – составляющая профессии. Она похожа на актрису… забыла фамилию. Красивая, но без возраста. Я заметила, что она всегда очень хорошо одета. Вчера я купила у нее цветы для Габриэля, не хотела класть на могилу розы, которые вырастила сама. Она продала мне очень красивый вереск. Мы поговорили, она страстно увлечена цветоводством и, узнав, что у меня розарий, пришла в восторг и сразу помолодела.
Вот что написала обо мне в дневнике Ирен Файоль в 2009 году. Через месяц после похорон Габриэля Прюдана. Много лет спустя после исчезновения Филиппа Туссена.
Знала бы Ирен Файоль, что однажды «женщина, ведающая кладбищем», проведет ночь любви с ее сыном.
Жюльен Сёль не подает признаков жизни. Наверное, появится однажды утром, как всегда, не предупредив. Я тоже ушла из отеля «Арманс» не простившись.
Я вспоминаю нашу ночь любви у гроба Мари Гайар (1924–2017), который вот-вот опустят в землю. Похоже, она была стервой, злой, как оса. Служащая ее Дома моды шепнула мне на ухо, что пришла на похороны «старухи», желая убедиться, что та действительно умерла. Я сильно прикусила щеку, чтобы не расхохотаться. У могилы нет ни одной кошки, даже мои кладбищенские отсутствуют. Нет ни цветов (ни одного!), ни табличек. Мари Гайар ложится в семейную могилу. Надеюсь, она будет вести себя прилично.
Фланёры часто плюют на могилы. Никогда бы не поверила, что это случается так часто. В начале кладбищенской «карьеры» я думала, что боевые действия прекращаются со смертью врага. Оказалось, что могильные камни – не преграда для ненависти. Я видела похороны, на которых не плакали. Даже на радостных бывала. Некоторые смерти устраивают всех.
Церемония окончена, и остроумная девушка делится со мной остроумной мыслью о том, что «злобность – она как навоз, ветер разносит вонь еще долго после того, как его уберут».
С января 1996-го я начала ездить к Саше каждое второе воскресенье. Как человек, лишенный опеки, получает «свидание» с собственным чадом, два уик-энда в месяц. Я всегда одалживала у Стефани ее красный «Фиат Панду», выезжала в шесть утра и возвращалась вечером. Чувствовала, что долго так продолжаться не будет: Филипп Туссен начнет задавать вопросы. Он очень подозрителен и захочет помешать мне.
В Брансьоне я менялась физически. Как женщина, у которой есть любовник. Моим единственным сердечным другом было удобрение из конского навоза, которое учил меня делать Саша. От него я узнала, что вскапывать землю нужно в октябре, а потом делать это весной, руководствуясь погодой. Что мы должны бережно относиться к дождевым червям, чтобы они могли «делать свою работу».
Саша научил меня смотреть на небо и решать, сажать в январе или позже, чтобы собрать урожай в сентябре.
Он объяснил, что природа нетороплива, что баклажаны, посаженные в январе, не созреют раньше сентября, поэтому на промышленных плантациях овощи «закармливают» химическими удобрениями, чтобы быстрее росли. Огороду на Брансьонском кладбище гигантский урожай ни к чему. Никто не ждет этих овощей, кроме него – смотрителя, и меня – «выпавшего из гнезда мокрого птенчика». Используем только природные удобрения на пользу природе. Никакой химии. От Саши я унаследовала тайну изготовления компоста из крапивы и шалфея. Ноль пестицидов. Он говорил:
– Запомни, Виолетта, в натуральное требуется вложить гораздо больше труда, но, пока человек жив, время находится, оно растет, как грибы в утренней росе.
Он очень быстро начал говорить мне «ты», я никогда себе этого не позволяла.
При встрече он сразу начинал ворчать:
– Ну почему ты так вырядилась? Красивая женщина должна быть соответственно одета! Почему ты так коротко стрижешься? Завшивела?
Саша разговаривал со мной, как с одной из своих кошек, а их он обожал.
Я приезжала в воскресенье, к десяти утра. Входила на кладбище и брела к могиле Леонины. Я знала, что там ее нет. Под мрамором пустота. Ничья земля, пустошь. Я хотела прочесть вслух ее имя и фамилию. Поцеловать их. Цветов я не приносила, Леонине они ни к чему. В семь лет цветам предпочитаешь игрушки и волшебные палочки.
Я входила в Сашин дом и окуналась в знакомый запах, смесь простой еды, жареного лука, чаев и духов Rêve d’Ossian – пропитанные ими носовые платки лежали в разных углах комнаты. Мне сразу становилось легче дышать. Я чувствовала себя отпускницей.
Мы обедали, сидя напротив друг друга, и все всегда было вкусно, красиво, пряно, ароматно и… постно. Никакого мяса Саша на стол не подавал, знал, что я его не ем.
Он спрашивал, как работа, чем занимаюсь, что читаю, какую музыку слушаю. Его интересовала жизнь в Мальгранж-сюр-Нанси, проходящие мимо нас поезда и много чего еще – только не Филипп Туссен. Саша ни разу не назвал его по имени. Всегда говорил он.
Поев, мы выходили в сад, чтобы вместе поработать. В мороз и жару всегда есть что поделать.
Сеять, сажать, пересаживать, ставить подпорки, перепахивать, полоть, черенковать, приводить в порядок аллеи. Мы копались в земле все время, и нам было весело. В теплую погоду Саша старался обрызгать меня из шланга и смеялся, как ребенок.
Он много лет работал смотрителем кладбища, но никогда не рассказывал о своей личной жизни. Единственное кольцо, которое он носил, было найдено на первом огороде, «верхом» на морковке.
Иногда Саша доставал из кармана роман Жана Жионо «Вторая молодость» и читал мне избранные места. Я пересказывала отрывки из «Правил виноделов», которые знала наизусть.
Бывало, что нас прерывали, если требовалась срочная помощь человеку с поясничными болями или вывихом лодыжки. Саша говорил: «Продолжай, я скоро вернусь», – исчезал на полчаса, чтобы помочь пациенту, и всегда возвращался с чашкой чая, улыбкой и одним и тем же вопросом: «Ну, как вы тут с землей без меня?»
Мне он понравился с первого раза. Руки грязные, нос поднят к небу. Устанавливаешь связь и понимаешь, что одно без другого не существует. Вернуться через две недели после первых посадок и увидеть перемены, восхититься могуществом жизни.
