Впервые Ирен повезла заказ в Экс 5 февраля 1984 года, где всю ночь подмораживало и было очень холодно. Розы – хрупкий товар, поэтому она бережно упаковала венок и разместила его в задней части своего пикапа «Пежо».
Муниципальный служащий позволил ей доехать по аллеям до выкопанной могилы: было 10.00. А церемонию назначили на полдень.
Надпись на мраморе гласила: «Мартина Прюдан, в девичестве Робен (1932–1984)». Под фамилией уже прикрепили фотографию: красивая брюнетка лет тридцати улыбалась в объектив.
Ирен решила подождать. Ей хотелось увидеть Габриэля Прюдана. Хотя бы издалека. Пусть и из «засады». Она должна была выяснить, стал ли он вдовцом, его ли жену предадут земле. В извещениях о смерти Мартины Робен не оказалось ни слова о муже.
«Мы с великой печалью сообщаем о скоропостижной кончине Мартины Робен, покинувшей этот мир в возрасте пятидесяти двух лет, в Экс-ан-Провансе. Мартина была дочерью усопших Гастона Робена и Мишлин Больдюк. О ней скорбят ее дочь Марта Дюбрей, брат и сестра Ришар и Морисетта, тетя Клодина Больдюк-Бабе, свекровь Луиза, многочисленные кузены, племянники, племянницы и близкие друзья Натали, Стефан, Матиас, Нинон и многие другие».
Ни слова о Габриэле Прюдане. Его словно бы вычеркнули из числа гипотетических скорбящих.
Ирен покинула кладбище, села в машину, проехала триста метров и остановилась у первого придорожного бистро, подумав вскользь: Надо же было додуматься – открыть кафе между кладбищем и городским бассейном… Напоминает сбившийся с курса корабль.
Она закрыла «Пежо» и едва не передумала, разглядев грязные окна и занавески, помнящие лучшие времена. От роковой ошибки ее удержала тень человека за столиком. Он сидел чуть сгорбившись, но Ирен узнала его. Это и правда он. Устроился у закрытого окна, курит и смотрит в пустоту.
На несколько секунд Ирен засомневалась: может, ей померещилось, приняла желаемое за действительное, вообразила себя героиней романа. Реальная жизнь далека от обещаний, которые дает себе романтичная школьница, а она видела мэтра один раз, три года назад.
Когда Ирен вошла, адвокат поднял голову. В бистро сидели четверо мужчин: трое – у стойки, один – за столиком. Габриэль Прюдан. Он сказал:
– Вы присутствовали на суде над Жан-Пьером Рейманом и Жюлем Рамиресом, в Эксе, в тот год, когда выбрали Миттерана… Вы – дилетантка.
Ирен не удивилась, что он узнал ее. Восприняла это как нечто само собой разумеющееся.
– Вы не ошиблись. Я – подруга Надии Рамирес.
Габриэль кивнул, прикурил очередную сигарету, сказал: Я помню – и заказал официантке два кофе и два кальвадоса, даже не предложив ей присесть. Ирен Файоль никогда в жизни не пила кофе – только чай – и кальвадос в десять утра, но, загипнотизированная мужскими руками, даже не подумала возразить и опустилась на стул напротив него. Его потрясающие руки не постарели.
Сначала говорил он. Долго. Рассказал, что вернулся в Экс на похороны Мартины, бывшей жены, но не выносит святош и попиков, не желает выглядеть виноватым, а потому не пошел на отпевание, решил дождаться в бистро возвращения кортежа на кладбище. Еще Габриэль заявил, что два года жил в Маконе, с другой женщиной, жену, то есть первую жену, не видел с момента расставания, дочь выросла и собачится с ним – не простила, что он бросил мать. Он признался, что был раздавлен известием о смерти Мартины, но никто в это не верит, для всех мэтр Прюдан – дежурный негодяй, а бывшая отомстила подлецу, так сказать, post-mortem
[40] (хотя не исключено, что это сделала дочь!), выгравировав его имя на памятнике. Забрала с собой в вечность.
– Вот вы могли бы сотворить подобное? – спросил он.
– Не знаю…
– Живете в Эксе?
– Нет, в Марселе. Сегодня утром я привезла на кладбище венок для вашей бывшей жены, замерзла и решила выпить чаю. А теперь от вашего кальвадоса у меня кружится голова, и я вряд ли смогу вести машину… Извините за нескромность – обычно я так себя не веду, но как вы познакомились с вашей нынешней женой?
– Ничего оригинального, во всем «виноват» клиент, которого я защищал годами. Объяснял положение дел его супруге, он раз за разом снова садился, ну, мы и влюбились. С вами такого не случалось?
– Какого – такого?
– Взять и влюбиться.
– Я влюбилась в мужа, его зовут Поль Сёль, нашему сыну Жюльену десять лет.
– Вы работаете?
– Сейчас я садовод, была парикмахером. Я не только торгую цветами, главное мое увлечение – гибридизация.
– Что вы разводите?
– Создаю новые сорта роз.
– Зачем?
– Мне нравится смешивать сорта.
– И какие цвета получаются? Еще кофе и кальвадос два раза, пожалуйста!
– Карминный, малиновый, гранатовый, само. И разные белые.
– Объясните.
– Снежно-белые. Я обожаю снег, и мои цветы не боятся холода.
– А вы сами никогда не носите яркую одежду? На процессе в Эксе вы были в бежевом.
– Предпочитаю сочные цвета на красивых девушках и в розах.
– Но вы чертовски красивы, так зачем прятаться от жизни?! Чего улыбаетесь?
– Это не улыбка. Я напилась.
В полдень они заказали два омлета-салата, тарелку жареной картошки и чай для нее. Он сказал: «Не уверен, что чай сочетается с омлетом». Она ответила: «Чай с чем угодно сочетается, как черное и белое».
За едой Габриэль облизывал пальцы. Вокруг него в солнечных лучах танцевали пылинки, как снег в стеклянном шаре. Они взяли еще картошки, и кофе, и кальвадоса. При любых других обстоятельствах, случайно оказавшись в подобном жалком заведении, Ирен Файоль непременно протерла бы стаканы манжетой куртки. На сей раз ей это и в голову не пришло.
Похоронный кортеж проехал мимо в 15.10. Ирен не заметила, как пролетело время. Они провели вместе пять часов, а ей показалось – десять минут.
Они вскочили. Габриэль поспешно расплатился. Ирен сказала: «Садитесь в мой пикап, я вас отвезу…» Она ведь уже знала местоположение могилы, приготовленной для Мартины Робен.
В машине он спросил ее имя: мне надоело обращаться к вам на «вы»!
– Ирен. Меня зовут Ирен.
– Я Габриэль.
Он не вышел, когда она притормозила у ограды.
– Давайте подождем здесь. Главное, что Мартина знает о моем присутствии. На остальных мне начхать.
Габриэль попросил разрешения закурить. Конечно, пожалуйста. Он опустил стекло, откинулся затылком на подголовник, взял левую руку Ирен в ладонь и закрыл глаза. Они ждали в тишине, смотрели на посетителей кладбища. В какой-то момент им послышалась музыка.
