– Я считаю, это беспроигрышный вариант для нас обоих, – заявила мне Робин. В этот момент входная дверь распахнулась, и она обернулась на звук. – Кто это? – нервно спросила незваная гостья.
– Моя жена, – ответил я.
Миллисент застыла в дверях кухни, с трудом переводя дыхание – как будто она долго и быстро бежала. На ней был стандартный рабочий костюм – юбка, блузка, туфли на каблуках. И жакет нараспашку. Миллисент даже не позаботилась его застегнуть. Не произнося ни слова, она переводила взгляд с меня на Робин и обратно.
– Это Робин, – сказал я. – Она работала в одном магазине с женщиной по имени Холли.
Миллисент приподняла бровь на Робин, та кивнула:
– Именно так. И я видела, как ваш муж разговаривал с ней, он обозвал ее сукой.
Бровь Миллисент искривилась в мою сторону.
Я ответил ей молчанием.
Миллисент сняла жакет и повесила его на стул.
– Робин, – сказала она, передвигаясь по кухне, – почему бы вам не рассказать мне подробно, что произошло?
Робин самодовольно ухмыльнулась мне и начала свой рассказ с того момента, как я вошел в магазин.
Миллисент за моей спиной ходила по кухне. Я не видел, что она делала. Я только слышал, как цокали по полу ее каблуки. Робин бросила на нее подозрительный взгляд, но продолжила свой рассказ.
А потом я услышал треск черепа Робин. С глухим стуком девушка повалилась на пол. И только в этот момент я заметил в руке у Миллисент вафельницу.
Моя жена убила Робин так же, как я убил Холли. Без колебаний. Из инстинкта самосохранения. И это было так сексуально!
19
Когда я выхожу из клуба, собираясь проследить за Аннабель, на мой мобильник поступает звонок. От Миллисент. Она сообщает мне, что наша дочь заболела.
– Я забрала ее из школы.
– Температура есть? – уточняю я.
– Нет. Какие у тебя планы?
– Я могу приехать домой прямо сейчас.
Все мысли об Аннабель вмиг улетучиваются, я разворачиваю автомобиль.
Дома Миллисент измеряет шагами прихожую, разговаривая с кем-то по телефону. В общей комнате работает телевизор, и там же на диване лежит Дженна, завернутая в одеяла, как в кокон. Голова дочери покоится на кипе подушек. А на журнальном столике стоят стакан с имбирным элем, блюдце с крекерами и большая миска – на всякий случай.
Я присаживаюсь на диван рядом с дочерью:
– Мама сказала, что ты заболела.
Дженна кивает и надувает губки:
– Угу.
– Это не розыгрыш?
– Нет, – слабо улыбается дочь.
Я знаю – она не притворяется, Дженна терпеть не может болеть.
В детском саду она заболела воспалением легких и провела целый месяц дома. Болезнь оказалась не настолько серьезной, чтобы ее положили в больницу, но достаточно проблематичной, чтобы дочь запомнила ее на всю жизнь. Помнит о ней и Миллисент и иногда ведет себя так, словно Дженне все еще пять лет. Дочери уже тринадцать, но я не спорю. Я тоже за нее переживаю.
– Посмотри со мной, – показывает Дженна на телевизор.
Я снимаю ботинки и задираю ноги. Мы вместе смотрим игровое шоу, выкрикивая ответы на вопросы до того, как они высвечиваются на экране.
Каблуки Миллисент цокают по полу, она проходит по комнате и останавливается перед телевизором.
Дженна отключает звук.
– Как мы себя чувствуем? Хорошо? – спрашивает Миллисент.
Дженна кивает:
– Хорошо.
Жена обращается ко мне:
– Как долго ты сможешь с ней побыть?
– Весь вечер.
– Я позвоню тебе позже.
Миллисент подходит к Дженне и трогает ее лоб – сначала рукой, потом губами.
– Температуры еще нет. Позвони мне, если тебе что-нибудь потребуется.
Ее каблуки цокают обратно в прихожую. Дженна не включает звук телевизора, пока не закрывается входная дверь. Мы снова смотрим шоу. Во время рекламной паузы дочь снова выключает звук.
– Ты в порядке? – спрашивает она.
– Я? Конечно! Не я же заболел.
– Я о другом, – говорит Дженна.
Я понимаю.
– Все нормально, дочка. Просто я очень занят.
– Слишком занят.
– Увы, слишком.
Больше никаких вопросов Дженна не задает.
Миллисент звонит нам дважды. Сначала вклиниваясь в ток-шоу, потом – в мыльную оперу.
Рори приходит домой около трех часов и, поворчав немного, присоединяется к нашему телемарафону.
В пять вечера я снова становлюсь отцом.
– Домашнее задание?
– Я болею, – отговаривается Дженна.
– Рори, домашнее задание.
– Ты только что вспомнил, что я хожу в школу?
– Иди делай свое задание, – повторяю я. – Ты знаешь наши правила.
Рори закатывает глаза и уходит наверх.
Мне следовало сказать про домашние уроки раньше, я о них не забыл. Просто я уже не помню, когда в последний раз сидел с детьми.
Миллисент возвращается домой с задержкой на сорок минут. Наспех поприветствовав нас и даже не переодевшись, она устремляется на кухню – готовить еду. С ее появлением энергия в доме меняется, наполняется драйвом. Мы дружно оживляемся в нетерпеливом ожидании.
Сегодня вечером у нас на ужин куриный суп с лапшой. Этот суп мы едим всегда, когда кто-то в нашем семействе заболевает.
В других правилах послабление. Поскольку Дженна усаживается на диване, Миллисент разрешает есть на нем и всем остальным. И мы садимся перед экраном телевизора со своими тарелками на подносах. К этому моменту Миллисент уже успевает поменять деловой костюм на спортивный, а Рори божится, что сделал все домашнее задание. Мы смотрим новый – просто ужасный! – ситком, а затем посредственный полицейский сериал, и пара часов проходит спокойно.
После того, как дети укладываются спать, мы с Миллисент направляемся в общую комнату. Даже пролежав на диване почти целый день, я чувствую себя вымотанным. Сажусь за кухонный стол и тру со всей силы глаза.
– Ты сегодня много потерял? – спрашивает меня жена.
Она имеет в виду мою реальную работу, которую я пропустил бы по-любому. Так как собирался наблюдать за Аннабель.
Я пожимаю плечами.
Миллисент подходит ко мне и начинает их растирать. Мне становится очень приятно.
– Это мне следовало бы сделать тебе массаж, – говорю я жене. – Ты единственная, кто сегодня проработал весь день.
