– Моя мама намного красивее. Элис с самого начала приревновала. А меня она и вовсе старалась не замечать. Делала вид, будто я маленький беспризорник, которого пустили в дом из милости.
– А почему у них с Тьерри нет детей?
– Наверное, потому, что она ведьма. – Лоран пожал плечами.
– На самом деле Элис не так уж и плоха, – возразила я.
Чем дальше, тем больше я понимала, как тяжело Элис строить отношения с твердолобым упрямцем, зацикленным исключительно на собственной персоне.
– Тебе здесь понравилось? – спросила я.
– В Париже? Конечно. Пришел в полный восторг, – ответил Лоран. – Так чисто, прохладно, и воздух свежий! Огромные дома, улицы… Мама ходила без платка, а на нее никто даже не обернулся! В Париже она снова обрела свободу. Не то что в Дайехе: там все знали про ее «позор».
– Сильная женщина, – произнесла я.
– Еще какая. – Лоран резко кивнул. – Никто ей не помогал меня растить, но она и одна отлично справилась.
– Вам, наверное, не хотелось уезжать из Парижа?
– Пришлось. Мама папе не жена. Не могла же она просто взять и остаться. Конечно, в Бейруте проблем хватало, но дом есть дом. Да и от бабушки мама уезжать не хотела.
– А как вы ладили с Тьерри?
– Отлично – когда он был в настроении со мной общаться. Если находишься в центре его внимания, такое чувство, что для него нет человека важнее тебя. Папа водил меня на работу, все показывал, рассказывал, и мне было интересно. Очень.
Я кивнула.
– Папе нравилось, что я им восхищался. Некоторое время он позабавился с новой игрушкой, а потом мы уехали обратно – и папа опять про нас забыл.
– Тьерри письма писать не мастер, – подтвердила я.
– Такие люди, как он… – задумчиво проговорил Лоран. – Они как солнце, понимаешь? Все остальные крутятся по орбите вокруг них. С великими людьми всегда так: с шеф-поварами, дирижерами, теннисистами. Они свет, а другие к ним тянутся.
В тоне Лорана я не услышала ни капли горечи. Я посмотрела на него. Кажется, Лоран наконец сумел понять и принять Тьерри. Лоран почувствовал мой взгляд и посмотрел мне в глаза.
– Плакала? – сразу догадался он.
Я кивнула.
– Из-за меня?
Я еще раз кивнула: не хотелось объяснять про фиаско с шоколадом. А что? Не так уж и соврала: Лоран и правда меня чуть до слез не довел.
– О боже, – простонал он, – я самый отвратительный, самый законченный эгоист на свете. Анна, я не хочу быть таким, как отец.
Лоран притянул меня к себе и крепко обнял. Я спрятала лицо у него на груди.
– Обещаю, ты больше не прольешь из-за меня ни одной слезинки, – шепнул Лоран мне на ухо.
– Поздно, – ответила я.
Я шмыгнула носом и прижалась к Лорану так крепко, будто никогда не собиралась отпускать. А потом он снова меня поцеловал. Тут из мастерской резко постучали по оконному стеклу. У Фредерика вид был встревоженный, а Бенуа, к моему удивлению, улыбался.
– Покупатели! – прокричал Фредерик.
– Иду! – встрепенулся Лоран. – За работу!
– Погоди, – остановила его я. – Что стало с твоей мамой?
– Она умерла. Опухоль мозга, – коротко ответил Лоран. – Мне было пятнадцать. Папа заплатил за лечение. Хотел везти ее в Париж, но она не желала быть обузой. А потом он перевез во Францию меня, устроил на стажировку, учил готовить. С той поездки я ничем другим заниматься не хотел – только делать шоколад.
– Но Тьерри твой шоколад не нравился?
– Да, – вздохнул Лоран. – Папу мучили угрызения совести, а мне, подростку, отчаянно хотелось сорвать на ком-то зло. Папа предлагал помочь мне с жильем. А маме не помог: она всю жизнь ютилась в убогой квартирке.
– Поэтому ты не взял у Тьерри деньги?
Повисла долгая пауза.
– Не думай, что ты сломал маме жизнь, – через некоторое время произнесла я. – Наоборот – ты принес ей счастье.
– Вот и мама так говорила, – буркнул Лоран. – До сих пор не выношу чертовы больницы. Зато папу, кажется, наконец простил.
Лоран обнял меня и посмотрел мне в глаза.
– Не знаю, как тебе это удается, Анна Трон, но с тобой я спокоен и счастлив, а без тебя мне грустно. Сам не понимаю почему.
Я помолчала. За свои тридцать лет эти слова я произносила неоднократно, но так искренне и чистосердечно – в первый раз, да простит меня Дарр и его многочисленные прыщи.
– Это потому, что я люблю тебя, – сказала я.
Обычно я не признаюсь в чувствах первой. Видно, свою роль сыграли переутомление, недавний выброс адреналина, да и просто разыгравшиеся нервы.
Но я действительно люблю Лорана, люблю сильно, крепко и отчаянно: даже когда он дуется, ворчит или дразнит меня. И кажется, влюбилась я в него еще с той первой поездки на мотороллере.
Лоран на некоторое время утратил дар речи и наконец произнес:
– Да. Да, точно. Наверное, в этом все дело. Я люблю тебя. Между нами любовь. Ну конечно!
Лоран шутливо шлепнул себя ладонью по лбу.
– И как я раньше не додумался?
Лоран сгреб меня в медвежьи объятия. Фредерику пришлось несколько раз гаркнуть сквозь стекло: «Покупатели!» – но даже тогда Лоран прервал поцелуй всего на секунду, и то лишь для того, чтобы прокричать в ответ:
– Ерунда! Главное, что мы любим друг друга!
И тут я осознала кое-что еще. Чувство такое, будто кто-то выключил постоянно играющее радио, к которому ты настолько привыкла, что перестала замечать. Вдруг все неприятные ощущения на месте отсутствующих пальцев ног исчезли. Они больше не чесались и не болели, их не тянуло и не дергало. Я перестала их чувствовать – и снова полностью стала собой.
Тьерри стоял у зеркала и завязывал галстук. В первый раз за долгое время воротник не впивался в шею. Элис подошла сзади и разгладила плечи рубашки.
– Ну что ты как наседка!
– Хорошо, – произнесла Элис и отвела взгляд. – Не буду мешать.
Тьерри повернулся к ней. Сегодня он отлично выспался и проснулся отдохнувшим и бодрым. Давно забытое ощущение. Но в глубине души Тьерри ужасно бесило, что его самочувствие улучшилось после отказа от вина и пирожных.
– Элис! – окликнул Тьерри, на этот раз мягко. – Ты же знаешь: в своей жизни я любил трех женщин. Одной нет в живых, вторая умирает, а третья – ты. Поэтому, прошу тебя, не сердись на меня сегодня.
Элис снова подошла к нему, провела пальцами по его все таким же густым волосам и зарылась в них лицом.
– Я очень боюсь тебя потерять, – призналась она.
– Не потеряешь, – пообещал Тьерри. – Честное слово.