Из отделения интенсивной терапии Тьерри явно перевели. Конечно, эта палата тоже для тяжелобольных, но сразу видно: здесь все не так страшно. По-прежнему пищит кардиомонитор, но кислородной маски больше нет. Тьерри лежит неподвижно: должно быть, спит. Жалюзи подняты. С восьмого этажа открывается потрясающий вид на залитый солнцем летний Париж, но в палате благодаря кондиционеру царит прохлада.
Я повернулась к окну спиной, чтобы свет не бил по глазам. Фигура на кровати шевельнулась.
– Клэр?..
Я едва не подпрыгнула от неожиданности.
– Здравствуйте, – тихо произнесла я по-английски.
Теперь самой стыдно, что испугалась. Часто моргая, чтобы перед глазами после яркого солнца перестали плясать цветные точки, шагнула к больному:
– Тьерри?
– Клэр, ты приехала? – Он растерянно глядел на меня.
– Тьерри, я не Клэр, я Анна. Помните меня?
Я подошла ближе. Вид у Тьерри все такой же растерянный. Он заметно похудел. Всего за пять дней, проведенных в больнице, сильно сбросил вес.
Я погладила Тьерри по руке. Он кивнул в сторону бутылки на прикроватном столике. Налила ему воды, села рядом и поднесла стакан к губам больного. Допив, Тьерри несколько раз медленно моргнул и, похоже, окончательно пришел в себя.
– Как самочувствие? – спросила я. – Может, кого-нибудь позвать?
Тьерри молча глядел на меня.
– Я вас принял за Клэр, – наконец произнес он.
– Я так и поняла.
– Вы Анна, – после паузы продолжил Тьерри. – Работаете у меня в магазине.
Услышав от него связную речь, я испытала огромное облегчение. А я уж испугалась: вдруг у него был инсульт?
– Да, все правильно!
– Как дела в шоколадной лавке? – Тьерри нахмурился.
– Не волнуйтесь, все нормально, – дипломатично ответила я. – Мне надо вам кое-что сказать. Я разговаривала с Клэр.
Теперь, когда Тьерри похудел, сходство между ним и Лораном усилилось. Темные глаза Тьерри кажутся больше, а из-за длинных ресниц взгляд у него, как у беспомощного, пусть и очень большого, щенка.
– И?.. – поторопил Тьерри.
– Она хочет приехать в Париж.
Вдруг губы Тьерри растянулись в широкой улыбке. Я заметила, что они все растрескались, и налила ему еще воды.
– Клэр приезжает?
– Что же такое между вами произошло? – не утерпела я.
Вспомнился и гнев Лорана, и отрицание Элис своих английских корней, и загадочное молчание Клэр.
Тьерри с трудом приподнялся на взбитых белых подушках.
– Осторожнее, – взмолилась я.
– Стараюсь, – ответил он. – Но мне уже гораздо лучше. Знаете, что сегодня сказала врач? Она заявила, что я должен встать и пройтись! Слыхали вы что-нибудь подобное? Встать и пройтись!
– Вы же любите гулять.
– Я люблю ходить в кафе или пойти выпить аперитив. Люблю гулять с друзьями, спорить и обсуждать проблемы мирового масштаба. Люблю переходить через мосты, прохаживаться по дорожкам парка, в субботу утром совершать моцион на Елисейских Полях, смотреть на красивых дам с собачками… А шататься по больничным коридорам в рубашке, из-под которой все видно, – нет уж, увольте!
– Прекрасно вас понимаю. – Я сочувственно покивала. – У самой были те же проблемы.
– Серьезно? – Тьерри с интересом поглядел на меня.
Я кивнула и, несмотря на всю странность и неловкость ситуации, сняла туфлю. Тьерри озадаченно прищурился. Пригляделся повнимательнее.
– У вас только… un, deux, trois
[45].
– Да, – подтвердила я. – Раз, два, три – и все. Меня тоже заставляли много ходить.
– Что с вами случилось?
– Да так, мелочи жизни. Бывает.
Тьерри такой ответ удовлетворил.
– Да. – Он кивнул. – Бывает.
– Точно.
– Но вы все преодолели.
Я задумалась.
– Почти, – наконец ответила я. – После такого прежней я уже не буду, но по большей части справилась.
– Просто надо идти вперед. – Тьерри снова кивнул.
– Вот именно: идти вперед.
– Я ведь уже сбросил семь килограммов. – Тьерри вздохнул.
– Это хорошо, – кивнула я.
– Очень кстати. – Тьерри улыбнулся. – К приезду Клэр я должен выглядеть прилично.
– Расскажите, что вас с ней связывает, – попросила я.
Но в этот момент дверь распахнулась и в палату влетела Элис с крошечной чашечкой кофе и журналом «Пари матч». Одета она была в стильный темно-синий жакет и очень облегающие белые брюки. На шее – красный шарф с узором. Можно подумать, будто она участвует в конкурсе на самую «французскую» француженку.
Заметив у кровати меня, Элис сразу притормозила. «Да расслабься! – захотелось сказать мне (по-английски). – Нет, я не пытаюсь увести твоего страдающего жутким ожирением шестидесятилетнего гражданского мужа, вдобавок прямо в больнице, когда он еще не оправился после тяжелого сердечного приступа».
– А-а, это вы, Анна, – произнесла Элис с интонацией, с какой обычно говорят: «Фу, вляпалась в собачью какашку!» (кстати, в Париже подобные неприятности происходят нередко).
– Здравствуйте, Элис, – поздоровалась я. – Вот зашла проведать Тьерри.
– Зачем?
Что бы ответить? Главное – не выдать Клэр.
– Фредерик и Бенуа хотят знать, как дела у Тьерри, – нашлась я. – Фредерик боится больниц.
Элис усмехнулась:
– Передайте, что Тьерри поправляется. Как продажи? Надеюсь, шоколадная лавка не теряет покупателей.
– Дайте попробовать, что вы продаете, – потребовал Тьерри.
– Лучше не надо, – возразила я. – Вам нельзя шоколад, вы на диете.
Все-таки я немного побаивалась: вдруг Тьерри попробует мое произведение, отшвырнет одеяло и кинется в шоколадную лавку исправлять то, что я натворила?
Повисла пауза. И Тьерри, и Элис молча глядели на меня.
– Ну, я пойду, – смущенно пробормотала я.
– Идите, – мимоходом бросила Элис и засуетилась у кровати.
Тьерри бросил на меня наигранно умоляющий взгляд. Так я и думала: в присутствии Элис лучше грязно выругаться, чем произнести имя Клэр.
Я взяла сумку и направилась к двери. Но не успела сделать и пары шагов, как Тьерри спросил:
– От Лорана ничего не слышно?
– Нет, – коротко ответила Элис.
Я застыла как вкопанная. Неужели Тьерри не знает, что Лоран несколько ночей провел у его постели? Не спал, почти не ел? Помог нам в ущерб своей работе? Если нет, то Тьерри должен все это знать.
