Лоран обвел коридор сердитым взглядом.
– Где Элис?
– Разве Фредерик ей не позвонил?
– Это вряд ли. Он ее терпеть не может.
– Не до такой же степени!
Лоран промолчал.
– Что он делал, когда случился приступ? Почему вы были с ним?
– Ничего мы с ним не делали! – оскорбилась я.
Между прочим, это не я раскормила Тьерри, как на убой.
– Он просто позвал меня прогуляться, и все.
– Значит, вы только гуляли? А бренди случайно не пили?
– Меня никто не предупреждал, что в мои обязанности входит не давать начальнику пить бренди! – почти прокричала я.
Лоран примолк.
– Извините, – буркнул он. – Вы и впрямь ни при чем. Просто я очень волнуюсь.
– Понимаю, – кивнула я. – Это совершенно естественно. Надеюсь, новости скоро будут.
Лоран огляделся по сторонам затравленным взглядом:
– Он не может… не может умереть…
Тут Лоран запнулся.
– Анна, – услужливо подсказала я.
– Помню, – буркнул он, рассеянно ероша густые темные волосы.
– Мы с ним несколько месяцев не разговаривали, – пробормотал Лоран. – Он не может… не может…
Я покачала головой:
– Он о вас вспоминал сегодня утром.
– Что, рассказывал, какой я неуч?
– Вроде того. Но с большой любовью.
Лицо Лорана приобрело сероватый оттенок. Он взглянул на часы:
– Куда провалились все врачи?
Я нервно сглотнула.
– Что он еще говорил? – вдруг спросил Лоран. – С чего вдруг он откровенничал с вами? Англичанка, в Париже недавно…
Вдруг брови Лорана взлетели вверх.
– Вы же не имеете отношения к…
Я медленно кивнула:
– Меня сюда прислала Клэр.
Тут Лоран впал в такую ярость, что, казалось, вот-вот готов был в меня плюнуть.
– Опять эта женщина! – прошипел он.
– Она ничего плохого не сделала, – поспешно заверила я.
– Скажите это моей матери! – выпалил Лоран. – Отец бросил ее и связался с тощей английской стервой, потому что она, видите ли, напомнила ему первую любовь!
– У Элис ничего общего с Клэр, – решительно возразила я.
– Может, и так, вот только поздновато он это понял, – заметил Лоран. – Сделанного не воротишь, а опять что-то менять он боялся. Слава богу, у них с Элис хоть детей нет.
Лоран фыркнул и опять уставился на дверь, будто гипнотизируя ее взглядом.
Когда дверь наконец распахнулась, Лоран порывисто вскочил, но тут заметил, что вошла Элис. Ни разу я не видела ее такой бледной. Черный шарф контрастной полосой пересекал белую шею. На напряженно сжатых губах ни следа помады. От этого они казались тонкими и какими-то обнаженными. На шее вздулась жилка. В первый раз Элис выглядела старой.
– Что вы натворили? – прошипела она прямо с порога.
К кому Элис обращалась: ко мне, к Лорану, к нам обоим?
– Нет, что ты натворила? – парировал Лоран, выпрямившись во весь рост. – Это ты таскала его на скучнейшие званые обеды и ужины с твоими светскими приятелями. Ну конечно, надо же похвастаться! Отцу там делать было нечего, от скуки он наедался и напивался сверх меры! Но ты не оставляла его в покое, верно? Мешала заниматься тем, что ему удавалось лучше всего и приносило больше всего радости: работать, творить!
– Тебе-то откуда знать? – фыркнула Элис. – Не припомню, когда ты в последний раз к нам заглядывал. Ах да, ты слишком занят: идешь «своим путем»! Вот только самому пробивать дорогу гораздо проще, когда тебе так повезло с фамилией!
На какую-то секунду мне показалось, что Лоран вот-вот на нее набросится, но он лишь молча отвернулся.
– Наконец беспокоишься об отце? – выпалила Элис. На ее высоких скулах двумя розовыми пятнами проступил румянец. – Поздновато спохватился, не находишь?
Тут я рискнула вмешаться.
– Давайте все успокоимся, – робко предложила я. – Тьерри, наверное, не хотел бы, чтобы все из-за него ссорились. Это… плохая карма.
Тут оба повернулись ко мне. Я испугалась, что меня сейчас растерзают. Но Лоран лишь удрученно развел руками.
– Да, вы правы, – согласился он и пронзил Элис острым, как нож, взглядом. – Ради Тьерри постараемся на время забыть все обиды. Договорились?
Элис в истинно французской манере пожала плечами. Трудно поверить, что эта женщина росла и воспитывалась не в Париже. Потом она молча достала мобильный телефон.
Через несколько минут обстановку слегка разрядили приехавшие Бенуа и Фредерик. Вид у обоих был несчастный и удрученный. Наконец-то и у меня появилось дело: подбадривать их.
На вторую половину дня магазин закрыли, и все же несколько покупателей упорно не уходили и интересовались, в чем дело. Фредерика и Бенуа это обстоятельство беспокоило. В лавку уже звонили из нескольких газет, но, похоже, этими вопросами занимается Элис.
Она мерила шагами коридор и говорила по телефону. Можно подумать, эта ее суета поможет Тьерри! Я уставилась на линолеум. Оптимизм убывал с каждой минутой.
Наконец в дверях показалась женщина-врач и сняла маску. Лицо ее было совершенно непроницаемо.
Клэр осторожно оперлась на ручку кресла. Она пыталась дозвониться до Анны, но к телефону никто не подходил. По голосу Анны Клэр сразу поняла: случилось что-то серьезное. Она нервно закусила губу. Ее сиделка, Монтсеррат, бодро суетилась, готовясь к приходу медсестры: прибиралась, выстраивала в ряд пузырьки с лекарствами. Монтсеррат женщина хорошая, но Клэр не готова до такой степени посвящать ее в свои дела и тем более делиться чувствами.
Когда ей только поставили диагноз, Клэр решила никому о нем не рассказывать. Сама не могла объяснить почему. Наверное, просто не хотелось привлекать к себе излишнее внимание. Нет, сочувственных взглядов ей не вынести. Клэр всегда терпеть не могла, когда ее жалели: и после развода, и после того, как завалила выпускные экзамены в школе. Легче вытерпеть химиотерапию, чем жалость. В глубине души Клэр понимала, что это всего лишь глупая, ложная гордость. Должно быть, перешла по наследству от папы. Но как бы там ни было, побороть ее Клэр была не в состоянии.
Да и зачем кому-то эта информация? Можно подумать, Ричард, ее бывший муж, бросит все, помчится к ней и перевернет их жизни с ног на голову! А у мальчиков своих дел хватает.
Когда дольше скрывать стало невозможно, все ее очень поддерживали. И все же Клэр старалась лишний раз не показывать, как ей плохо: не хотелось никого волновать. Гораздо больше ей нравилось слушать про новые проделки внуков и разглядывать открытки, которые они для нее нарисовали. Это отвлекало Клэр от тяжелых мыслей, иначе в голове крутилось только одно: рак, рак и снова рак.
