Гримнир подобрался ближе, Этайн у него на руках зашевелилась. В этом месте было кое-что необычное: от дома протянулись лучами веревки, соединяя сложной паутиной огород, фруктовый сад, пчелиные ульи, каменный колодец и шестиугольную лачугу, в которой, должно быть, хранились инструменты. Из щелей в деревянных ставнях пробивался свет очага.
Гримнир намеревался украсть что-нибудь с заднего двора и найти для подкидыша сухой уголок, пока сам он разведает, что в доме. Он хотел узнать, как много внутри людей и скольких придется убить, чтобы забрать его себе. Но его планы рухнули, словно плотина под напором водного потока. Он не прошел и десяти шагов по поляне, как из дома послышался раскатистый рык пса.
Гримнир встал в боевую стойку и положил ладонь свободной руки на рукоять сакса; он хотел уже было его вытащить, но тут дверь дома распахнулась. Сырую ночь пронзило копье каминного света, и в нем возникла фигура женщины, согнувшейся под тяжестью лет, и защищавшего ее огромного волкодава. Лишь ласково лежащая на холке чудовища рука старухи удерживала его от того, чтобы броситься вперед.
Она крикнула что-то на гаэльском. Она была слепа и смотрела немного выше и в сторону. Через мгновение она перешла на датский.
– Кто здесь? Гаэл или дув-галл? Человек или демон?
Гримнир не ответил и сделал шаг назад. От движения огромный пятнистый серый волкодав с низким угрожающим рыком оскалил клыки. Было видно, как ходят у него под шкурой мышцы, как он подбирается, прежде чем броситься и повалить врага на спину.
– Может, слепая Мэйв тебя и не видит, да, но Конан этой немощью не страдает, – сказала женщина с сильным ирландским акцентом. – Подойди, ночь слишком ужасна для того, чтобы ссориться на крыльце.
– Он-на права, – пробормотала Этайн.
В тот же миг старуха вытянула шею и склонила набок голову.
– С вами… с вами что, женщина? Отвечайте!
Гримнир сощурил разгоревшиеся глаза и медленно поставил Этайн на ноги. Собравшись с силами, она пошла вперед, покачиваясь под косым дождем. Гримнир положил ей на плечо руку и знаком велел подать голос, но его не упоминать. Она смерила его дерзким взглядом.
– Д-да. Нас… Нас здесь двое. Наша л-лодка… нам н-надо… м-можно мы ук-кроемся от дождя в одной… в одной из ваших при-пристроек?
Старуха покачала головой.
– Думаете, слепая Мэйв – такая плохая хозяйка, что предложит гостям мешок холодной соломы вместо очага? Нет, – она шикнула на пса и отогнала его от двери. – Шевелись! Давай, прочь с дороги, варвар мохнатый. Идите в дом. Ну же, быстрее! Нельзя оставаться без крыши над головой в такую погоду. В такие ночи демоны охотятся за излишне доверчивыми, и только теплый очаг и Божья милость берегут души женщин и мужчин.
Схватив Гримнира за руку, Этайн почти потащила его за собой. Он не чуял в предложении старухи подвоха; кажется, ее и правда заботила судьба путников – черта, незнакомая его народу, который считал гостеприимство обременительным, а незнакомцев – опасными. Из дома повеяло теплотой, и рот Гримнира сам собой наполнился слюной от запаха вчерашнего хлеба, трав и какого-то рагу. Когда он, пригнувшись, скользнул под мокрый карниз и ступил на порог, пес злобно поглядел на него и зарычал, прижав к лохматой башке уши. Даже если его хозяйка не приметила в Гримнире врага, он был прозорливее.
– Тихо, Конан! – прикрикнула она, и зверь умолк. Старуха протянула руку и коснулась ладони Этайн, а потом и Гримнира. – Не обращайте внимания, он не любит компанию. Ты промокла до костей, дитя. Садись к огню. Скидывай свою мокрую одежду – я принесу тебе одеяло. И тебе тоже, воин. Я Мэйв. Слепая Мэйв. Добро пожаловать.
Ссутулив плечи, Гримнир протиснулся в хижину; сердитого пса, не желавшего поворачиваться к нему спиной, он обошел стороной, Этайн упала у камина, в котором потрескивал огонь. Вдохнула окутавшее ее разом тепло. Мэйв достала с полки одеяло и пододвинула его Этайн.
– На-ка. И давай мне свои тряпки. Откуда ты, дитя?
– Из Британии, – пробормотала Этайн, стянув с себя одежду и укрывшись одеялом. – Из Гластонбери – это в самом сердце Уэссекса.
– Уэссекс, да? Далековато ты от дома. Как тебя зовут?
Этайн со слабой улыбкой повернулась к старухе.
– Этайн. А моего спутника зовут Гримнир. Мы прошли даже больше, чем ты можешь себе представить, – она вздрогнула, несмотря на тепло очага. Мэйв нахмурилась; приложила шишковатую ладонь к ее щеке, потом – ко лбу.
– Жар.
– Он меня еще в Уэссексе разбил. И снова вернулся, пока мы плыли по морю.
– Не волнуйся, дитя, – закудахтала старуха. – Слепая Мэйв вылечит твою хворь. О да. Она знает коренья, она искусна в травах. Еще не насылал Всевышний такого жара, который она не смогла бы унять. Гримнир, да? – она кинула через плечо взгляд слепых молочно-белых глаз. – На столе тушеное мясо, хлеб и медовуха. Угощайся, а я пока займусь этой бедняжкой.
Мэйв встала и достала еще шерстяных одеял, мягкую одежду, медный котелок и небольшой сундучок – такие носили по улицам Кордовы мавританские доктора.
Гримнир, в свою очередь, молча отстегнул пряжку волчьего плаща. Повесил его и кожаные ножны на вбитый в стену у камина колышек. Затем вытащил сакс и осмотрел лезвие, выискивая следы ржавчины. Не обнаружив ее, он отложил клинок и снял сначала пояс, а потом и кольчужный хауберк, разложил их у огня; нижняя рубаха промокла и покрылась ржавыми пятнами. Ее он тоже стянул и положил к остальным вещам. Оставшись лишь в килте и сандалиях и держа сакс под рукой, Гримнир сел за стол и набросился на рагу, душистое варево из зимних овощей и солонины, которое он закусывал отрезанными от буханки ломтями хлеба.
– Как ты поняла, что он воин? – тихо спросила Этайн, когда старуха снова подошла к ней.
Мэйв постучала себя по длинному носу.
– Я чувствую вареную кожу и железо. Но… – помедлила она, – он не гаэл, не норманн и не бритт. В его запахе… что-то странное. Не могу понять.
Этайн промолчала. Пока она смотрела на потрескивающие поленья, Гримнир позади нее понюхал медовуху и приложился прямо к глиняному кувшину. Одним глазом он посматривал, как старуха водит руками по телу Этайн, ощупывая каждый шрам, рубец, ссадину, ушиб и отметину последних нескольких недель.
– Несладко тебе пришлось, – сказала Мэйв, проведя пальцами по острым скулам Этайн и погладив ее по лбу. Она наткнулась на засохшую корку на ране, оставленной ботинком Кюневульфа. – А этот шрам, боюсь, уже не посветлеет.
Она прощупала шею девушки в поисках опухших гланд или знаков, которые подсказали бы ей, правильно ли распределены телесные жидкости. Бормоча под нос, Мэйв обернулась к знахарскому сундучку и начала наощупь рыться в настойках, мазях и пузырьках с травами. Она растирала их между пальцами, смешивала, пробовала и сплевывала, забыв о мире вокруг. Волкодав улегся в дальнем углу и смотрел, как работает его хозяйка.
Гримнир прикончил вторую миску рагу, а за ней и третью, осушил кувшин медовухи. Согревшийся и сытый, он вытянул под столом ноги и оперся спиной о шершавую каменную стену. Прикрыл глаза и впервые с того момента, как они покинули Зеландию, позволил себе задремать.
