– Фрижель, – пробормотал он.
Но тут его голос дрогнул. Юноша постарался сохранять спокойствие, но вопреки всему его руки задрожали, и он не мог унять дрожь. Когда Эрнальд вновь поднял на него глаза, в них стояли слёзы.
– Я… я тебе никогда не говорил об Эноре, твоей матери.
Фрижель застыл на месте.
Энора…
Нет, дед действительно никогда не говорил о его матери. Но теперь, когда у него было так тяжело на душе, Фрижель боялся того, что может сейчас услышать.
Глава 14
Клетка Стекса опять запрыгала на месте.
– Тише! – вопил гоблин. – Вы, оба, замолчите наконец!
Фрижель едва сдерживал раздражение. Это ничтожное создание начинало действовать ему на нервы. Неужели он никогда не получал по заслугам? И неужели он смеет думать, что у них с Эрнальдом нет дел поважнее, чем выслушивать его вздор? Юноша пытался отыскать во взгляде деда хотя бы какую-то поддержку. Но Эрнальд с видимым беспокойством смотрел на гоблина, и Фрижель заметил, что противное существо приложило зелёное ухо к полу клетки. Казалось, он слышал то, чего не слышали другие.
– Что он делает? – спросил Фрижель у деда.
– Не знаю, – признался Эрнальд. – Но гоблины понимают язык животных. Может быть, он что-то услышал?
Стекс поднялся и вцепился руками в решётки клетки.
– Вакиза, выпусти меня отсюда! – крикнул он.
В его голосе не было прежнего приказного тона, в нём звучала мольба. А в маленьких чёрных глазах метался ужас.
– Спруты! – кричал он. – Спруты заговорили!
– И что они говорят? – спросил Эрнальд.
Гоблин посмотрел на них, дрожа от страха.
– Нас атакуют, – проговорил он. – Десять кораблей, а может, и больше. Они окружают город!
И вдруг крики, раздавшиеся со стороны лестницы, привлекли их внимание.
Алиса и Абель показались в проёме двери. Кое-как они пытались удержать мужчину, который боролся с ними с решимостью зомби, встретившего на пути калитку. Его форма разведчика Таранки насквозь промокла, и вода капля за каплей стекала на плиты пола.
Абель толчками подвёл пленника к Талес, которая сидела поблизости одной из колонн, и, дав ему хороший пинок под зад, заставил преклонить колени. Схватив мужчину за волосы, как это сделали бы Хима с Хуггином, и вызывающе посмотрев на пленника, Абель расчехлил меч и приставил его к горлу шпиона. Фрижель знал, какую сильную любовь испытывал Абель к добротному оружию. Во время странствий по Нетеру друзья использовали в сражениях сделанные Абелем бриллиантовые мечи. Но тем не менее он сохранил свой старый железный меч. И если Абель использовал его теперь, на глазах у Талес, то это не было вызвано простой случайностью, и, видимо, этим он хотел сказать: «Посмотри, я не скрываю от тебя своего происхождения. И суди обо мне по моим делам, а не по моим корням».
– Мы нашли его плывущим по направлению к городу, – сказал Абель, едва переводя дух.
Талес встала и посмотрела молодому архитектору в глаза. Казалось, всё это произвело на неё благоприятное впечатление, поскольку Талес, величественно кивнув, произнесла, приблизившись к Эрнальду:
– Подведите его к огню.
Алиса и Абель втолкнули пленника в круг света, зажжённого Сахалом.
– Сколько кораблей? – спросил Эрнальд.
Мужчина усмехнулся, но не произнёс ни слова.
– Сколько? – повторила Талес.
Пленный с ненавистью посмотрел на неё и плюнул под ноги сарматке.
– Я не разговариваю ни с людьми, фанатично защищающими магию, – проговорил он, указав подбородком на Эрнальда, – ни с изменниками, ни тем более с дикарями.
Талес пришла в такую ярость, что даже Хима с трудом её удержала. Талес была готова прикончить его на месте. Абель наклонился к разведчику.
– Дерин Свейл тоже будет принимать участие в нападении?
Пленник презрительно фыркнул:
– Вот что я тебе скажу, гнусный предатель: либо у тебя кубы шерсти в ушах, либо ты плохо знаешь своего отца.
От неожиданности Абель отпрянул, и это его движение не осталось незамеченным Фрижелем. Таранкоец никогда даже и не предполагал, что его могут узнать.
– Если ты думаешь, – продолжал пленный, – что слухи о вашей попытке государственного переворота не достигли Эйкана, то, скорее всего, безумие твоих друзей-магов поразило также и тебя. И будь я твоим отцом, я бы каждый вечер перед сном умывался слезами.
Фрижель никогда не видел, чтобы злоба настолько искажала черты лица его друга. Едва сдерживая себя, молодой человек так сильно напряг плечи и руки, что на шее вздулись вены.
– Да как ты смеешь? – взревел он.
Эрнальд поднял руку, пытаясь направить этот допрос, который мог плохо закончиться, в спокойное русло.
– Абель, – сказал он категоричным тоном, чтобы привести молодого человека в чувство, – Стекс сказал, что сюда движутся около двенадцати кораблей и что город окружён. Если пленный отказывается говорить, то это его дело, а нам же вполне достаточно этих сведений. Уведите его с глаз долой и заприте где-нибудь.
Но таранкоец отрицательно покачал головой:
– Нет, посадите его в клетку и подвесьте в самом высоком месте Айянны. Пусть он потом всем рассказывает, как сын героя Эйкана разгромил армию своего отца.
Заявление Абеля было встречено мёртвой тишиной. Все замолчали в немом изумлении. Скорее всего, у Абеля был план. Две воительницы увели с собой пленника. Абель повернулся к Талес.
– Вакиза, – сказал он, не дожидаясь реакции Фрижеля или Эрнальда, – если это не противоречит вашим обычаям, то я хотел бы воспользоваться помощью десяти самых лучших инженеров Айянны.
Сарматка подала знак Химе, и та вышла из комнаты.
– Абель, – спросил Эрнальд, – ты уверен в том, что правильно поступаешь?
Таранкоец повернулся с окаменевшим от напряжения лицом.
– Да, – ответил он. – Я хорошо знаю отца. Его лучники проявляют ловкость и недюжинное умение как в рукопашном бою, так и в стрельбе из лука, кроме того, его микстуры восстановления здоровья обладают самым мощным воздействием во всём королевстве. И если его люди доберутся до понтона Айянны, нам конец.
Сочтя излишним распространяться и о деталях своего плана, он бросился к лестницам; Алиса проследовала за ним.
– Голем тебя задери! – ругнулся, не выдержав, Эрнальд.
И надолго замолчал. В течение нескольких мгновений Фрижель наблюдал за ним. Он никогда не отдавал себе отчёта в том, до какой степени его дед привык всё держать под контролем. И сейчас, наверное, с трудом выносил физическую немощь – последствие пребывания в Суратане. Для Эрнальда нестерпимо было видеть, как инициатива ускользает из рук, и вызванное этим обстоятельством чувство беспомощности разъедало изнутри.
