– На ежегодной конференции по маркетингу в соцсетях.
Альбион хочет увидеть саму встречу, и мы погружаемся вместе, бродим по центру Питтсбурга, как туристы в незнакомом городе. Над головой нависает свинцовое небо, дождь и снег сливаются в отвратительную мерзлую слякоть, делающую дома серыми, а все вокруг влажным. Если смотреть под определенным углом, даже в такие дни есть свое очарование в этих улицах, с запотевшими окнами машин и скользящими по тротуарам пешеходами под зонтиками и в гротескных мокрых пальто. В Городе ноябрь.
Дворники размазывают по ветровому стеклу снежные сугробики. Мы с Альбион ныряем в «Марриотт», там теплее, и мы пьем в вестибюле горячее какао. Несмотря на погоду, на конференцию собралась куча народа – дизайнеры, студенты, молодые профессионалы, все одеты лучше тех, кто месит грязь снаружи. Я рассматриваю лица и узнаю тех, чьи имена подзабыл.
Мы вдвоем ходим по коридорам отеля, заглядываем в двери. Где-то комнаты пусты, где-то работает телевизор, путешественники берут лед в торговых автоматах, идут в бассейн или регистрируются в отеле – все они записаны в Архиве, словно призраки, населяющие незнакомое место. Все утро участники конференции сидят на складных стульях, слушают презентацию и делают пометки в блокнотах, но после обеда начинаются семинары по конкретным – темам.
В конференц-зале «В» идет семинар под названием «Получение дохода с помощью WordPress и партнерского маркетинга». Там было всего шесть зарегистрированных участников. Тереза вошла сразу после меня, в джинсах, персиковой блузке и твидовом жакете, волосы у нее тогда были длиннее. Но сейчас она не приходит. Она сидела недалеко от меня, и я запинался, когда называл свое имя.
– Тереза-Мари, – сказала она, ее имя прозвучало как редкое и священное слово, но я сумел лишь выдавить: – Вы случайно не дочь Элвиса Пресли?
– Кажется, ее звали Лиза-Мари.
Мы болтали о статуях всадников в Вашингтоне, не помню почему, просто треп о всякой ерунде. Что означает, когда приподнято одно копыто или два. Кажется, я спросил насчет всех четырех копыт, и она ответила: «Тогда это Пегас».
Когда мы с Альбион заходим в конференц-зал «В», он заставлен складными стульями, в центре – доска. Мы наблюдаем за Джоном Домиником Блэкстоном, и Альбион считает меня милым, мол, неудивительно, что Тереза в меня влюбилась, но себе я кажусь тощим и самоуверенным юнцом. На этом юном лице я вижу полное неведение относительно будущего, это меня и восхищает, и разъяряет. В зал входят другие участники и занимают свои места – все, кроме Терезы, и я смотрю, как разговариваю с пустотой.
– Отпусти ее, – говорит Альбион.
Помню, как после конференции стоял снаружи, в собирающейся слякоти, и ждал автобуса. Я был настолько переполнен радостью, что легкие искрили, и вместо дыхания из груди могла вырваться песня. Я отчаянно придумывал способы снова заговорить с ней и отстучал имейл со словами, как рад был познакомиться, дескать, мне хочется обсудить с ней WordPress, и случайно нажал на кнопку «ответить всем», так что на следующий день получил ответы почти от каждого участника конференции, кроме нее. Мне пытались назначить встречу по поводу WordPress, даже сам лектор хотел устроить общую встречу в кафе «Панера» в Шейдисайде. Я решил, что либо смутил ее, либо она тактично не отвечает, поскольку у нее есть мужчина, или ей просто не интересно, или она посчитала, будто меня и впрямь интересует WordPress. Но через три дня она все же ответила: «Выпьем где-нибудь? Когда вы свободны?»
Теперь мы с Альбион идем туда, в ресторан «Кэппи» на Уолнат-стрит, всего в одном квартале от квартиры в Шейдисайде, где позже поселимся мы с Терезой. Я оглядываюсь в поисках Терезы, Начинка вытаскивает мои воспоминания об этом месте, но ее нигде нет. Мы с Альбион садимся за тот же столик у окна, где когда-то сидели мы с Терезой, смотрим на усиливающийся снегопад и запорошенных снегом пешеходов на Уолнат-стрит. В тот вечер мы с Терезой проговорили три часа. Она была ботаником, работала в ботаническом саду Фиппса. Я рассказал про свою диссертацию и поэзию.
Она любила музыку, и мы разговаривали о ее любимых исполнителях – Broken Fences, Life in Bed, Meeting of Important People, Джой Айк и Шаде. Я никогда о них не слышал, но они вдруг стали так важны для меня. Мы попрощались, и я предложил проводить ее домой, доехать с ней на автобусе до Саутсайда, где она жила, но она отказалась, и я подождал вместе с ней автобус на остановке, наши плечи успели покрыться снегом, прежде чем из тумана появился автобус 54С. Тереза села в него, и я смотрел, как она идет по салону, на ее волосах блестел мокрый снег.
Когда автобус тронулся, она помахала мне, и я пошел домой. Город затих под покровом белого безмолвия. В тот вечер я был так счастлив в этой тишине, мне казалось, что я наконец-то пришел домой, наконец-то понял, где мой дом. Я напевал «Марию» из «Вестсайдской истории», орал во всю глотку, но слов я не знал и менял «Марию» на «Терезу». Через несколько минут она написала, что отлично провела время, и спросила, свободен ли я в ближайшие выходные. Да, ответил я, конечно. Я попросил ее прислать плейлист и через час получил список групп и треков – мое домашнее задание. Несколько дней я запоминал их, приучаясь любить то же, что нравится ей.
Теперь мы с Альбион стоим на остановке и смотрим на отъезжающий автобус 54С, его колеса оставляют грязную колею, водитель спрашивает, подвезти ли нас, но автобус похож на лодку для мертвецов, и мы отказываемся. Мы идем под снегом, держась за руки. Альбион говорит, что в Калифорнии соскучилась по зиме. Иногда забываешь, насколько зима красива. Мы идем по умиротворенным улицам Шейдисайда до Эллсворт-авеню, в нашу с Терезой квартиру, в вестибюле стряхиваем снег с обуви и пальто.
Мы поднимаемся в квартиру двести восемь. Я здесь. Тереза, я здесь. Альбион нежно целует меня, наши губы холодные, но поцелуй все равно теплый. Идеальный поцелуй, но его не существует в реальном мире, он есть только здесь, и я понимаю, какой она мне сделала подарок. Я открываю дверь в квартиру, но вместо Терезы там Чжоу. Альбион впервые видит Чжоу в моих воспоминаниях, на месте Терезы, и просит у меня прощения, и я твержу: «Ладно, ладно…».
Альбион ведет меня к своему автобусу. Когда мы въезжаем в сумерки туннеля, я прижимаю ее к себе. Смотрю на пожилую женщину напротив, цыкающую на подростка. Вижу Стюарта, тот первый голос надежды, это привлекательный мужчина в бейсболке, ему чуть за тридцать, примерно мой ровесник, а дети, которых он так хотел снова увидеть, должно быть, были еще младенцами. Альбион рассказывает обо всех пассажирах автобуса – все, что сумела узнать.
Она указывает на Джейкоба, того, который пел, чернокожего толстяка с седыми волосами, и надеется, что он простил ее, когда она протиснулась в узкую щель между камнями и бросила его. Показывает Табиту, которая вырвала собственные глаза. Она в форме медсестры и читает проповеди Джоэла Остина. Мы собираемся с духом, готовясь к взрыву, но я ощущаю лишь первый толчок, потому что после этого запись обрывается и мы остаемся в полной темноте, а в Архиве появляется парящая бронзовая надпись с вопросом, не хотим ли мы отправиться куда-либо еще.
