– Оплата наличными, – говорю я, наскребая в кошельке мелочь.
Я называю такси адрес гостиницы и отказываюсь от живописного маршрута с автотуром по городу. Бросаю последний взгляд на заправку через заднее стекло. Он все еще там.
Я звоню Альбион.
На ее аватаре нарисованный воробей.
– Доминик?
– Сейчас же уходи из квартиры. Я в такси, возвращаюсь в гостиницу, и видел его, одного из тех, кто убил Болвана. Думаю, он один из них.
– Помедленней, – говорит она. – Расскажи, что случилось.
– Рядом с твоей квартирой есть «Старбакс», а напротив заправка. Вроде бы «Шелл». Кажется, я видел одного из убийц Болвана. Только одного, он был одет как коп. Не знаю, где двое других. Он прямо у твоего дома, возможно, идет к тебе. Ты должна уйти. Сейчас же.
– Доминик, ты в безопасности?
– У меня все нормально, он вроде меня не видел.
– Возвращайся в гостиницу и жди там, – говорит она. – Позвони мне, когда доберешься. И будь готов к отъезду. Запри дверь. Никому не открывай, ясно?
– Ты должна уйти, – повторяю я.
– Хорошо. В каком отеле ты остановился?
Я пересылаю ей адрес, и она отсоединяется.
– Вас заинтересуют скидки на стадионе «Кэндлстик-парк»? – спрашивает такси.
– Отменить, – говорю я, но голос все бубнит про скидки и спа-салоны. Я сканирую вид сзади и замечаю полицейскую машину, она через две машины от моей. Мы поворачиваем за угол на Оукдейл-авеню, открытая полоса гладкого бетона сверкает на ярком солнце. Широкую улицу обрамляют дома в пастельных тонах, похожие на крашеные пасхальные украшения в стиле ар-деко. У каждого дома торчат деревья, пучок листьев на тощем стволе. Теперь полицейский джип сразу за нами и подбирается ближе. Завывает сирена, вспыхивает мигалка.
– Не останавливайся, бога ради, поезжай!
Но такси объявляет:
– Приготовьте водительские права и удостоверение личности. Положите руки на спинку переднего сиденья.
Я дергаю дверь, но она заперта. Вот блин! Машина со скрежетом сворачивает на обочину.
– Такси, какой номер значка и имя остановившего нас полицейского?
– Проверяю… проверяю… Спасибо за тер-пение…
– Такси, звони в 911. Немедленно позвони в 911.
– Отличные новости! – сообщает такси. – Полиция уже на месте.
– Вот зараза…
Джип останавливается за нами, примерно на расстоянии двух корпусов автомобиля. Там только один коп – тот самый, с заправки.
Звоню Альбион, но она не отвечает.
– Нет, нет, нет…
Оукдейл-авеню запружена машинами, они мелькают мимо слишком быстро, чтобы заметить, как кто-то подает знаки с заднего сиденья такси, хотя я все равно пытаюсь, но на такой скорости машины сливаются в цветные пятна. Он может пристрелить меня прямо здесь, пока я заперт в такси, вышибить мне мозги на заднее сиденье. Коп дожидается пробела в потоке и выходит из джипа. Идет ко мне по обочине.
– Звони в 911. Отопри дверь, сволочь! Я хочу поговорить с человеком. Хочу поговорить с представителем компании.
– Ожидайте…
Такси опускает стекло у переднего сиденья. Коп наклоняется к водительскому месту. Из зализанной прически выбилась одна намазанная гелем прядь. Он бледен, губы побелели. Он что-то жует, а может, просто скрежещет зубами, и на мгновение мне кажется, что он волнуется не меньше меня.
– Джон Блэкстон? – спрашивает он с мягким южным акцентом, тон слегка выше, чем я ожидал.
– Что вам нужно?
– Думаю, нам с вами есть что обсудить.
Все-таки он не взволнован – это была просто попытка сдержаться или предвкушение, как он перемелет меня зубами.
– Мне с вами обсуждать нечего, – отвечаю я. До конца игры мне осталось сделать лишь несколько движений в ограниченном пространстве. – Я работаю с Тимоти Рейнольдсом. Если вы хотите обсудить меня или мою работу, поговорите с ним.
– Выходите из машины, Джон, – говорит он и сует руку внутрь, чтобы открыть замки.
Я знаю, что умру, но все равно подчиняюсь, перемещаясь по заднему сиденью. Я пытаюсь собраться с духом, чтобы выпрыгнуть с противоположной стороны машины и рвануть к домам в пастельных тонах, но на таких ватных ногах все равно далеко не убегу. Он может приказать мне встать на колени, чтобы проще было свершить казнь, и я подчинюсь, просто подчинюсь, растеряв последние остатки самообладания. Меня как будто парализовало. Выйдя из машины, я понимаю, какой он высокий, жилистый и накачанный. Он кладет ладонь на рукоятку дубинки.
– Что вам надо? – спрашиваю я.
– Садитесь в мою машину, – велит он. – На заднее сиденье. Я буду вашим шофером.
Его руки белы, словно их никогда не касалось солнце, а искривленные суставы на длинных пальцах выглядят как костистые выступы. Одна его ладонь покоится на дубинке, а второй он барабанит по гладкому металлу значка на груди.
– Как вас зовут? – спрашиваю я.
Мы идем по обочине, не по тротуару. Впереди перекресток, но машины все равно мчатся мимо, никто не обращает на нас внимания, как и на ограничение скорости в сорок пять миль в час. Я чую запах его одеколона, несмотря на ветер, чую его запах и гадаю о том, не этот ли запах вдыхал Болван в момент смерти.
– Это вы убили Ханну Масси? – спрашиваю я.
Наконец-то я вызвал у него реакцию – проказливую улыбочку, как будто он взломал сокровищницу со священными предметами и осквернил свои находки. Пусть я и похудел, но все равно крупнее него. И почти не раздумывая, уж точно не прикинув возможные исходы, я набрасываюсь на него, толкаю обеими руками, словно тыкаю дубинкой. Ему удается сохранить равновесие, но все же он отступает на несколько шагов к следующей полосе шоссе.
Я не рассмотрел марку машины, но уверен, что водитель не заметил внезапно появившегося на улице человека, ведь солнце слепило ему глаза. Ни крика, ни хруста, даже не визжат шины, на врезавшейся в него машине лишь трескается пластик, а крыло бьет его по коленям и перепахивает ногу и бедро. Коп подскакивает на капот, спиной к ветровому стеклу. Тело отбрасывает прочь, к центру шоссе. Машина резко тормозит. Останавливаются и другие. Гудят клаксоны, кто-то кричит. Коп не умер, не знаю, насколько серьезно он ранен, но точно жив. Он привстает на четвереньки, сплевывает кровь и блюет. Я бросаюсь бежать.
Пересекаю четыре полосы и перекресток, бегу между домами, срезаю по лужайкам – странным клочкам искусственной неоновой травы. Поскальзываюсь и падаю на колени, ничком в траву. Что я натворил? Боже, я ведь убил его, пытался его убить. Воют сирены, они приближаются. Я парализован и не могу дышать, перед глазами стоит тот миг, когда коп врезался в ветровое стекло, а из его рта брызнула кровь. Господи! Одно колено, второе. Я встаю. Бегу на другую улицу и пересекаю ее. В боку стреляет боль, и я перехожу на быстрый шаг, а боль охватывает грудь и руки. Приближается автобус. У меня что, сердечный приступ? Я поднимаю руку, и автобус останавливается, открывая двери.
