Галереи я выбираю почти наугад, взяв автотакси до нужного района, а дальше иду пешком по GPS. От некоторых галерей явно не будет никакого толка, это просто какие-то грязные медвежьи углы, провонявшие немытыми телами и продвигающие разномастных стримеров, так что я даже не тружусь туда заходить. Другие галереи выглядят более профессионально – стильные помещения с белыми стенами и висящими на них картинами с ценниками.
Шикарные девицы не узнают рисунки и не могут определить их автора, но показывают мне другие работы на «питтсбургскую тему», как они это называют, художников, которые не имеют явного отношения к городу, но используют конец Питтсбурга как метафору для всего, что им взбредет в голову, – правительственного контроля, культуры войны, религиозной нетерпимости, капитализма, духовной гибели современности – или просто как предлог для изображения тел и городов в пламени, фальшивого апокалипсиса.
Декларации художников написаны в виде псевдонаучной белиберды, совершенно непонятной, что-то про деконструкцию и остранение
[23], амбивалентность личности, монологизм истории, общество как спектакль и артикуляцию желания. Якобы художники ассимилируют наши горести, откликаются на забвение города, можно подумать, их «отклик» глубок или вообще кому-нибудь нужен. Никто не может определить автора рисунков, которые я – принес.
10 апреля
Я переезжаю в гостиницу «Эконом» в нескольких кварталах от прежнего отеля. Здесь почти нет персонала, только уборщик, катающий пылесос от комнаты к комнате. Я регистрируюсь под именем Уолласа Стивенса, и никто не задает вопросов.
Новость о смерти Болвана попадает в сеть через две с половиной недели после того, как я обнаружил тело, и распространяется как вирус – фотографии места преступления наводняют желтую прессу, в блогах увековечивают память восходящей звезды уличного искусства, галерея «Блюм и По» объявляет, что цена рисунков Болвана, отодранных от щитов и почтовых ящиков, взлетела на четыреста процентов, хотя большинство людей никогда не слышали о Болване. В комментариях разглагольствуют о том, что Болвана убило ЦРУ. Исполосованное лицо и пустые глазницы. После оплаты номера и автотакси я исчерпал лимит кредитки – не рассчитывал так надолго застрять в Сан-Франциско.
Иногда я заглядываю в супермаркет за продуктами, но в основном прочесываю галереи. Канал KRON4 рассказывает об убийстве Болвана в каждом вечернем выпуске новостей. Говорят, существует видеозапись с убийцами, но кто они – неизвестно. Неоднократно крутят запись с тремя полицейскими спецназовцами, их лица скрыты под темными шлемами. Похоже, они знают расположение всех камер в Брокльбанке. Щитки их шлемов приближаются к объективу каждой камеры, прежде чем те прекращают вещание – полицейские отключают все камеры на пути к квартире Болвана.
В новостях сообщают, что эти полицейские – самозванцы и не работают в полиции Сан-Франциско, после чего следуют предупреждения о фальшивых копах на блокпостах. People’s.org рекламирует свое приложение для идентификации настоящих полицейских по номеру значка и профилю в сети. Я загружаю его. В стримах утверждается, что мотив – банальное ограбление, у жертвы украдена Начинка, и скорее всего, ее уже взломали и стерли содержимое, чтобы невозможно было отследить.
Музей современного искусства превозносит Болвана в пресс-релизах и объявляет о весенней ретроспективе его работ. В стримах его называют художником-визионером, гением нашего времени, но обыватели зевают, им он кажется не более чем вандалом-молокососом, а деньги от продажи его работ должны пойти в качестве возмещения хозяевам пострадавшей от его рук собственности. Его звали Шеррод Фолкнер, но он стал называть себя Болваном еще подростком, когда жил в Уичито. Он отправился на западное побережье и поступил в колледж Харви Мадда, где изучал виртуальную реальность и дизайн игр, но не окончил курс. Переехав в Сан-Франциско, он около пятнадцати лет проработал менеджером в фастфуде «Деннис» на Четвертой улице в районе Миссия. Несколько дней назад я завтракал в этом месте, заказал много всякой всячины, но почти ничего не съел. Я расспрашивал о нем продавщицу, назвавшись его бывшим одноклассником. «Шеррод здесь больше не работает», – только и сказала она.
Стримы препарируют его жизнь. Работы Болвана полны шифров, и многие спрятаны, но его IP-адрес и история поиска в сети взломаны и выставлены на всеобщее обозрение. Веб-сайты «Правое крыло» и «Четвертая поправка» дают ссылки на тексты Айн Рэнд и Джулиана Ассанджа, анархистов и фан-клуб группы «Тело Христово». Взломаны и опубликованы кое-какие его личные документы – фанфик в виде эпической поэмы о сексе Джона Голта
[24] и президента Мичем, после чего их ребенок вылетает из ее утробы как вспышка молнии.
Таблоиды раскрыли его семейные связи – обес-печенные родители в Канзасе и сестра в Чикаго. Его отец сделал заявление по поводу смерти сына, умоляя новостные каналы позволить семье оплакивать его конфиденциально, уважать их частную жизнь. Аватар Болвана, то есть Шеррода Фолкнера, – это портрет Альфреда Ноймана
[25] с девизом «Мне, и волноваться?», он появлялся в архивных комментариях и чатах.
Как-то днем я пью кофе со льдом в «Старбаксе» в Миссии. Продавцы узнают меня, в последние дни я часто сюда захаживаю в перерывах между наведением справок в галереях, мне говорят «до завтра», когда я допиваю последний глоток и выбрасываю стаканчик в урну. Сейчас половина пятого, и когда я уйду из кафе, бо́льшая часть галерей уже закроется, но у меня еще есть время добраться до галереи «Клетка». В вестибюле стоят потрепанные диваны, картины развешаны на стенах кукольных домиков, населенных лисами.
Ярко-розовые волосы администратора собраны в хвост и болтаются поверх ее латексного костюма, словно помпон. Губы темно-бордового цвета, в бровях и языке торчат серебряные гвоздики. Она говорит, что через десять минут галерея закрывается, но я все равно показываю рисунки. Она их узнает. И когда она приносит альбом, я понимаю, что нашел то, что искал. Администратор перелистывает пачку акварелей, рисунки сколоты по шесть, каждый лист отделен от нижнего пленкой.
– Она называет это «выпусками», – объясняет администратор.
Она обращается с рисунками как с листами золота. На них изображено серое подгнившее дерево и непонятно к чему относящиеся архитектурные детали – двери, колонны крыльца, цитата из Библии, написанная белым, люк в угольный погреб, лестница, деревянный пол, облезлая краска, оборванные провода для люстры, кровать, где Тимоти держал Альбион, несколько изображений этой кровати. Все нарисовано углем и акварелью. Лишь на нескольких рисунках дом виден целиком. На одном я почти узнаю дверь в погреб, за которой слышал дыхание, когда был в Архиве.
