Начинка пульсирует красным, пытается позвонить по 911, но я изменяю настройки системы оповещения, и Начинка сканирует окрестности в поисках машин «Скорой помощи», подбирает обучающие видеоролики по сердечной реанимации, накладывает на труп белые схемы, показывающие, куда именно положить руку и надавить. Проверить дыхание и пульс. Я выключаю Начинку. Закрываю дверь на цепочку и опускаюсь на ковер, погрузившись в размышления.
Позвонить Келли? В полицию? Нет-нет, не стоит. Я никогда прежде не видел труп – вот так близко, в реальности. Проходит минут десять-пятнадцать, прежде чем я начинаю хоть немного соображать, прежде чем выравнивается дыхание, хотя сердце до сих пор колотится, как у кролика. Эта квартира – его студия. Из мебели только диван и телевизор. Еще здесь есть кухня и спальня. Остальное пространство – белого цвета (теперь в пятнах крови), а многочисленные камеры опрокинуты и разбиты.
Здесь есть сцена на зеленом фоне, с тазами и веревками, на них сушится фиолетовая выкрашенная ткань. Боже мой, это же попытка стереть тот первый след Альбион, который я нашел в квартире Пейтон. Я открываю окно и от свежего воздуха чувствую себя пьяным. Я свешиваюсь через балконные перила и несколько минут корчусь в приступах рвоты, прежде чем снова беру себя в руки, чтобы посмотреть на тело. Тот, кто это сделал, нацелился на лицо – оно все исполосовано, словно его яростно терзали бритвой во всех направлениях. Шея перерезана, голова почти отделена от тела.
Столько крови, господи, сколько же крови! Покрывало промокло, как бумажное полотенце, ковер превратился в болото. Ладони Болвана отрезаны, но до сих пор лежат у него на коленях. В точности как у Твигги – и это сделал Тимоти. Я пытаюсь не запачкаться в крови, но она уже на мне – на брюках, на ботинках. Верхнюю часть черепа Болвана отпилили и выковыряли мозг. Мозги разбросаны по подлокотнику дивана, Начинка исчезла. Глаза тоже вырезаны, вместе с глазными линзами.
Блин, блин, блин! Остатки здравомыслия подсказывают, что нужно вытереться чистым полотенцем из ванны, насколько это возможно, вытереть руки и подошвы ботинок, и все, к чему я прикасался, в надежде, что полиция, обнаружив труп, меня не выследит. Я вытираю стену, нечаянно размазывая кровь Болвана. Хватит, остановись! Бросаю полотенце в ванну. Стираю кровь с подошв и ставлю ботинки у двери. Носки тут же пропитываются кровью с ковра, липкой и холодной, но я остаюсь босиком, чтобы потом не наследить в коридоре. Я пробыл здесь уже двадцать минут, слишком долго.
Сосредоточься, наконец! Тереза. Я пришел, чтобы найти Терезу, или сведения о Ханне Масси, или о Тимоти, или об Уэйверли. Эта информация наверняка хранилась в Начинке Болвана, но она пропала. Я иду в спальню. На столе навалена одежда и бумаги, компьютер вскрыт и выпотрошен. Я копаюсь в бумагах – там счета, рисунки, что-то непонятное. Ничего о Терезе или Ханне Масси, ничего о Тимоти или Уэйверли, пусто. Меня трясет, нужно выбираться. Возвращаясь обратно в гостиную, я боюсь, что труп Болвана вдруг оживет и встанет. Я таращусь на него, почти желая, чтобы мертвец остался мертвецом. Больше здесь ничего нет.
Но не совсем.
Над диваном висит несколько акварелей – всего шесть, одного размера и в одинаковых деревянных рамках, на бежевой бумаге. Рисунки явно сделаны рукой мастера, но небрежные, выполнены чернилами, углем и акварелью, и на всех изображен один и тот же дом, дом в Гринфилде со словами Христа на стене. Дом жены Уэйверли, дом Тимоти. Я вспоминаю о «картах памяти» Тимоти, которые мне показывал Симка. Это тоже нарисовал Тимоти? Нет, стиль другой. В этих работах видны отчаяние и безнадежность, архитектура написана угловато, в стиле кубизма – обрушившийся карниз, покосившаяся стена, оконная рама без стекла, гнилая дверь в подвал.
Написанные белой краской слова Христа тоже стали нечитаемыми, если не знать цитату: «Если кто не родится свыше…». Это рисунки призрачного места, сделанные призраком. Я отодвигаю от стены кушетку с телом Болвана, чтобы снять рисунки. Они слишком тяжелые, чтобы унести все, и трясущимися руками я вынимаю их из рам, замарав первые два кровавыми отпечатками, но с остальными я более аккуратен. Сворачиваю рисунки вместе и засовываю рулон в карман пиджака. Отпечатки на рамах? Вытираю их и бросаю в ванну вместе с окровавленными полотенцами. Я надеваю ботинки, ощущая кровь Болвана на ступнях, словно ходил в воде.
Автотакси стоит там, где я просил меня ждать, и я велю трогаться, на меня снова накатывает позыв к рвоте, а перед глазами встает образ мертвеца.
– Место назначения?
– Поехали. Просто вперед.
– Место назначения?
День нежаркий, но я вспотел. На парящих рекламных щитах предлагают роскошные часы, но рубины на циферблате кажутся капельками крови.
– Черт. – Я не способен ничего придумать. – Просто… обратно в отель, где я сел в машину. Я не знаю адрес.
Автотакси трогается. Я оставляю окно открытым. Черт, черт! Мне приходит в голову, что меня могут отследить по рвоте на балконе, по отпечаткам подошв на крови, по сохраненному маршруту автотакси. Если проверить записи автотакси, можно обнаружить, что я ездил туда и обратно. Наверняка в здании есть камеры. Я точно оставил отпечатки пальцев, или волосы, или что-то еще… Полиция это найдет. Вытер ли я окно, которое открывал? Нет. Вытер ли дверную ручку? Нет. Нет, нет и нет. Нужно было вызвать полицию, все рассказать. Позвонить Келли. Я невиновен, я ни при чем, я…
– Высади меня здесь.
Я выхожу из машины в нескольких кварталах от гостиницы. Покупаю пару кроссовок «Адидас» в обувном магазине «Плати меньше» и расплачиваюсь с помощью скана сетчатки. Старые ботинки и носки кладу в пакет и выбрасываю в мусорный бак в переулке. Думай. И тут меня осеняет: к Куценичу приходили окружные полицейские и угрожали ему. Окружная полиция остановила меня на блокпосту вскоре после того, как я прекратил работать на Уэйверли, и я помню, они что-то загрузили в Начинку. Какую-то программу, и я поспешил согласиться. Черт. На другой стороне улицы есть магазин электроники «Крикет». Там воняет марихуаной и «Бургер кингом». Приходится несколько минут ждать продавца, пока он добредет из подсобки. Похоже, он удивлен, увидев меня у прилавка.
– Скажите, как я могу исправить… Мне кажется, кто-то подслушивает мои мысли, следит за мной через Начинку.
– Заходите, – говорит он. – Либо у вас паранойя, либо вас хакнули. Такое случается сплошь и рядом.
Продавец чистит инструменты ваткой со спиртом и сканирует меня на вирусы. Насвистывая, он применяет местную анестезию и говорит, что мой мозг кишит шпионскими программами, но велит не волноваться – он ими займется. Он вскрывает мой череп. Вытаскивает приемное устройство и заменяет его. Говорит, что могут возникнуть проблемы с производительностью, потому что он поставил европейские детали, а их не сравнить с китайским качеством АйЛюкса, но процессор АйЛюкса по-прежнему работает, а без вирусов в любом случае будет работать быстрее. Я переключаю опции связи, выбирая постоплатный тариф от «Крикета».
– Теперь вы стали новым человеком, – уверяет продавец, перебинтовывая мою голову. Он выписывает рецепт на медицинскую марихуану, чтобы снять боль. – Новехоньким.
