Мне не хочется смотреть ей вслед и хочется верить, что я снова ее увижу и все от нее узнаю. Я гляжу на воду, на разбивающиеся о камень волны, на детей, со смехом убегающих от белой морской пены. Я оставляю сообщение для администратора «Нирваны», как велела мне Келли, – что мне она понравилась, я заинтересован и свяжусь с ними позже. Пытаюсь дозвониться Гаврилу, но он не отвечает, и я пишу ему имейл с рассказом обо всем.
Беру на ужин чикен-макнаггетс и смотрю нескончаемый «Звездный крейсер “Галактика”» по телевизору, а потом оплачиваю несколько минут спутниковой связи, чтобы проверить свой аккаунт.
Гаврил ответил на мой имейл: «Любовь – это навязчивое желание быть навязчиво желанным».
7 марта
Келли говорит, что сначала должна завершить кое-какие дела. Она хочет встретиться на Джексон-сквер, я выхожу пораньше и коротаю время в книжном «Огни большого города». В тени на тротуаре воображение рисует стихи Ферлингетти
[21]. Полы с черно-белыми плитками, несколько залов с книгами на деревянных полках. Такие места редко встречаются. Поход сюда – как паломничество. Стены увешаны постерами с прославленными гениями, среди них и Гинзберг
[22] с безумным взглядом и вымазанными в чернилах руками. Гинзберг, чьи стихи я когда-то выучил наизусть и декламировал в два или три часа ночи на пустых улицах Питтсбурга. Тогда я был подростком, и мне нравилось ощущать эти слова на языке, нравилось его шокирующее и яркое воображение.
С тех пор прошло много времени, но я беру с полки «Вопль и другие стихи». Здесь продаются такие книги, которые никогда не рекламируются в Начинке, никогда не попадают в список бестселлеров, а отдел маркетинга не продвигает их в ток-шоу или в книжных приложениях – европейские романисты, диссиденты, известные авторы, пропавшие с радаров в последнее десятилетие, вроде Дж. Константина, Пикарда или Люсиль Хэш; новое издание избранных работ Боба Дилана или новый перевод «Беовульфа». Я набираю кучу книг и выжимаю из кредитки еще несколько тысяч плюс к уже потраченным на поездку, но оно того стоит, хотя бы чтобы подержать все эти книги в руках. Кассирша интересуется, всю ли секцию поэзии я скупил, и я смеюсь.
– Вполне возможно, – говорю я, – вполне возможно.
Приходит сообщение от Келли: «Через пятнадцать минут».
До ресторана еще несколько кварталов, и на ходу я прижимаю бумажный пакет с книгами, придерживая его снизу, чтобы не порвался. К месту встречи я прихожу, вспотев и запыхавшись. Келли ждет на тротуаре, на ней то милое платьице с бежевыми кружевами, в котором она как-то раз изображала Альбион в Архиве, и элегантная шляпка.
– Я уже заказала столик, – сообщает она. – Я знакома с поваром, и он приберег для нас тихий столик, где можно поговорить. В гардеробе есть камера хранения.
– Понял, – отвечаю я, подхватывая пакет с книгами поудобнее. – Это книги…
– Гаврил звонил, – говорит она. – Услышав его голос, я сначала была ошарашена. Признаюсь, я подумала, что вы набрехали про Гаврила, и удивилась, когда он позвонил. Мы заключили контракт. Он сказал, что изменит мою жизнь, дав мне работу. Он будет снимать меня для Anthropologie, и я полечу с ним в Лондон, но ясно дал понять, что все зависит от того, насколько я вам помогу. Не уверена, что это у меня получится, но я расскажу о своей работе с Болваном, если вам интересно именно это. Вы даже не представляете, насколько это для меня серьезный шаг. Вы ведь наверняка говорили с моим агентом, когда заключали контракт. Сегодня я в вашем распоряжении, Доминик. Я расскажу все, что знаю.
– Хорошо. Тогда давайте начнем с еды.
Ресторан называется «Амбергрис» и специализируется на морепродуктах. Здесь уютные столики в закутках, матовое стекло и свечи. Келли ведет меня по залу. Платье не скрывает ее ноги, лаковые туфли на каблуках добавляют ей еще несколько дюймов роста, в ее профиле мелькают модельные фотографии, видео с показов и нарезка из съемки за кулисами, в одном нижнем белье. Все пялятся на нас, когда мы проходим мимо. Наш столик находится на отшибе, обычно такие столы плохо обслуживают, но для нас это идеальный вариант. Я ставлю книги рядом с собой. В воздухе витают ароматы карри, лимона и копченой рыбы. Чжоу садится напротив… То есть Келли. Приходится напоминать себе, что это Келли, ее зовут Келли, и она не иллюзия в Начинке. Как только мы устраиваемся, она заказывает ром нам обоим.
– За то, чтобы мы оба получили желаемое, – провозглашает она тост.
Мы чокаемся, и я глотаю напиток – темный ром с ванильным ароматом согревает желудок.
– Я впутался в неприятную историю, – объясняю я. – Встал на пути могущественных людей, но у меня есть основания считать, что Болван может меня от них оградить. У меня есть и другие причины его искать. Он отнял у меня кое-что ценное…
– Болван рифмуется со словом «роман», – говорит она.
– Вы сказали, что его зовут по-другому. Так как его зовут? И почему Болван?
– Вы играете в компьютерные игры?
Нас прерывает тихий поток музыки из встроенного в скатерть меню – мягкое, но нетерпеливое напоминание. Я заказываю золотистую макрель, а Келли салат и суши. И еще по порции рома.
– Болван находит политические аллегории в видеоиграх, – объясняет она. – Вы же играли в шутеры от первого лица? Уж точно знаете, что это такое, верно? Нужно убить всех, кого видите в поле зрения. Многочисленных безымянных и обезличенных врагов в игре называют «болванами». Он использует понятие «болван» в своей теории устройства государства. И считает, что однажды болваны убьют своих убийц.
– Так что же, он коммунист? А «болваны» – это пролетариат?
– Анархист, – уточняет Келли. – Вообще-то он отвергнет любой ярлык, который вы налепите на его излюбленную теорию, но его завораживает коммунистическая мифология, даже против его воли. Он верит в свержение буржуазии и исчезновение государства. Услышав его разглагольствования на эту тему, вы бы решили, что он говорит о Конце времен.
– Так кто он?
– Террорист. Художник. Не понимаю, каким образом он может вас защитить.
– Расскажите об образе, который он использует, – женщина выгуливает на поводке двух других женщин. Он нашел его в каталоге женского белья Agent Provocateur.
– Точно, он называет ее «Собачница». Как-то он признался, что этот образ для него очень личный, предназначен для того, чтобы бросать перец в глаза врагам. Через этот образ он выражает свои политические воззрения. Он подпольщик, не светится в сети. Однажды он сказал, что ему предложили выставляться в галерее «Блюи и По», они обещали сделать его богачом, но он отказался, потому что не принимает дух капитализма. «Головы мертвецов», «Собачница», «Кровавые алмазы». Он повсюду их рисует. Кое-кто даже ломает стены и сдирает плакаты, коллекционируя его работы. Как-то раз я была у одного продюсера на вечеринке после съемок, так на стене в гостиной у него висело крыло «корветта», изрисованное Болваном. Почти целая боковина «корветта», только потому, что на ней был нарисован череп Мичем.
