– Это невыносимо, – говорит Тереза о рекламном щите.
Она потрясена и извиняется передо мной за то, что испортила нам утро, расстроившись; говорит, что это глупо, но щит ее тревожит, задевает за живое, хотя она видела этот зародыш уже много раз. Я успокаиваю ее и заверяю, что такие щиты вообще нельзя ставить в городе, и пусть выплачется, это нормально… Я постоянно ей это твержу, утешая ее или пытаясь утешить, но сейчас мне хочется рассказать о том, что я уже знаю: через несколько лет мы снова попробуем, и однажды за ужином она удивит меня признанием, что у нас будет дочь, однако я выбрасываю эту мысль из головы, ведь вторая беременность закончится во вспышке света.
Мы ныряем в «Пейвмент», чтобы она могла вытереть слезы в туалете. Бамбуковые полы, сложенные футболки на столах, сарафаны на вешалках. Паук присылает оповещение – то, что я ищу, где-то поблизости. Оповещение приводит меня к дверям бутика, где витрину украшает коллаж с рекламными постерами рэп-певцов, учебниками китайского языка, книгами по йоге и глянцевыми журналами с продающимися здесь марками одежды – «Зето», «Пенни-лейн», «Ворон и медведь». Паук приводит к «Ворону», на фото сексуальная Пейтон Ганновер в библиотеке с кожаными диванами. Пейтон тянется к верхней полке с книгами, обнажая длинное белое бедро между синей юбкой в клетку и синими гольфами по колено. «Чуть-чуть повыше» – написано курсивом.
Быстрый поиск по «Ворону и медведю» выдает список архивных сайтов и значится в питтсбургском деловом справочнике как бренд модной одежды, но закэшированная страница компании повреждена, все прямые ссылки на нее не работают. Я добавляю фильтр, чтобы включить в поиск только текст с фото, и нахожу другие рекламные плакаты «Во́рона и медведя», почти на всех Пейтон с ее волнами золотистых волос и такими голубыми глазами, что они кажутся кукольными. Бренд предпочитает эстетику матчей по поло, частных школ для девочек и сельских джентльменов; на фото женщины потягивают чай или играют в крокет, а Пейтон в твидовых брюках и клетчатых жакетах, в аккуратных блузках и шейных платках – мужская одежда подчеркивает фигуру модели.
Я нахожу фото Пейтон в других архивных рекламных кампаниях, на разворотах в журналах Maniac и Whirl, даже несколько фото для American Eagle, но для образа «девушки по соседству», характерного для этой марки, она слишком воздушна. Реклама «Ворона и медведя» выглядит по-другому, на остальных фотографиях Пейтон кажется ледяной богиней, неприступной красавицей, но у «Ворона» она более домашняя, я будто смотрю на личные фотографии, а не на рекламу. Эти снимки по стилю напоминают ту первую фотографию Альбион. Я вспоминаю Пейтон и Чжоу в лифте, когда каждый жест Чжоу копировал жест Альбион, вспоминаю, как Пейтон и Альбион красили ткань в квартире, воображаю, как Альбион делает эти фотографии Пейтон в клетчатой юбке и просит ее принять ту или иную позу.
По данным Архива, Пейтон Ганновер прибыла в Питтсбург из местечка Дарвин в Миннесоте, с населением в триста восемь человек. Ее родители живут на пенсии во Флориде. Они установили виртуальный мемориал. Пейтон – их младшая дочь из пяти детей, но я лишь несколько минут просматриваю в мемориале ее детские фотографии, видео с празднования Хеллоуина, сногсшибательные снимки с выпускных экзаменов, она выглядит слишком идеальной для толстяка в смокинге, цепляющегося за ее корсаж. Я подумывал поговорить с ее родителями и узнать, не упоминала ли Пейтон девушку по имени Альбион, но мне слишком хорошо знакомо чувство утраты, и я не хочу тревожить их воспоминания. Им и так досталось.
Первый раз Пейтон появилась в Архиве как первокурсница университета Чатема. Короткие джинсовые шорты и ботинки со стальными мысками, университетская толстовка. Пейтон сидит в уличном кафе, в окружении цветущих подсолнечников, и читает «Джейн Эйр», не замечая, какое внимание ее ногам уделяют сидящие неподалеку мужчины среднего возраста. Когда она говорит, в голосе слышится акцент Миннесоты.
Оказавшись в большом городе, восемнадцатилетняя девушка стряхивает с себя пыль маленького. Я слежу за ней: вечеринки по выходным, девушки на замызганных диванах, что-то потягивающие из красных одноразовых стаканов, прокуренные подвалы с неопрятными мужиками, в руках у них банки с пивом. Пейтон среди них – как орхидея на овощной грядке, курит сигареты с мундштуком, время от времени щеголяет в монокле, агрессивно флиртует с другими девушками, которые, похоже, толком не понимают, как с ней себя вести. Поначалу она вела разгульную жизнь, напиваясь в стельку на вечеринках, приставала к девушкам и спала со случайными парнями. Она все обращала в шутку, но большую часть времени проводила в одиночестве, без друзей, не считая тусовок на вечеринках.
Отслеживая ее жизнь, я обнаружил Пейтон в парке Шенли, на летнем музыкальном фестивале. Она с группой приятелей, все вместе сидят на покрывале, разложенном на траве. Пейтон уже отращивает волосы, сейчас они не длиннее, чем у Томаса Эллиота, но вьются, и это делает ее еще более юной. Она начала делать татуировку на руке, всего несколько цветков у плеча, лилии и розы. На концерте собрались и другие посетители Архива. Я различаю их лица в толпе – слегка светлее остальных.
Мы замечаем друг друга и иногда улыбаемся, но чаще просто игнорируем друг друга, зная, что иначе испортим иллюзию, будто эти летние ночи никогда не закончатся. Я снимаю ботинки и ощущаю траву под ногами. Выступает «Донора», и Пейтон радуется и смеется, но к тому времени, когда фонари в парке облепляет мошкара, Пейтон уже покидает друзей. Я следую за ней и натыкаюсь на Альбион, сидящую в одиночестве на скамейке в конце парка. Ее волосы собраны под вязаным беретом.
На ней льняная юбка и замшевый жакет. Она на несколько лет старше Пейтон, но им хорошо вместе. Пейтон обнимает Альбион, просовывая руку под жакет, и этот интимный жест, как и пальцы Пейтон, дотрагивающиеся до Чжоу в лифте, будоражит кровь. Им плевать на концерт, на друзей Пейтон. Они целуются. Поцелуй короткий, но явно любовный. Они стараются не выставлять его напоказ, но все равно привлекают внимание окружающих мужчин; мужчины с семьями и играющими на лужайке детьми не могут отвести взглядов от двух целующихся девушек. Пейтон и Альбион уходят вместе, и я следую за ними, но запись обрывается, и меня снова отбрасывает в толпу, к началу.
19 января
Я нашел только два следа Альбион. Один раз, когда она красила ткань в квартире Пейтон, а второй – поцелуй в парке. Я часами не думаю об Альбион, но потом мысли о ней захлестывают меня, поначалу как воспоминания об увиденном, а затем перерастают в желание снова ее увидеть, она притягивает меня больше, чем любой наркотик. Я снова и снова загружаю эти записи и смотрю на Альбион, запоминая все подробности. Смотрю, пока мозг не превращается в изношенную тряпку, а глаза так болят, что даже когда я их закрываю, мне кажется, будто они открыты. Вся остальная жизнь Альбион – это черная дыра, которую я заполняю с краев, словно пытаюсь определить форму предмета по его тени. Я одержим этим расследованием, Альбион поглощает всю мою жизнь. Я снова загружаю запись с поцелуем Альбион и Пейтон в парке…
Я никогда далеко не удаляюсь от Пейтон, потому что она ведет меня к Альбион. И вот Пейтон читает Камиллу Палья
[15] за уличным столиком кафе «Пейнера», ходит на йогу в фитнес-центр, бежит по университетскому городку на занятия по Уильяму Блейку и английскому символизму. Время от времени я натыкаюсь на Пейтон с Чжоу и понимаю, что на месте Чжоу должна быть Альбион, а Чжоу – это подделка, и когда я сталкиваюсь с ней в Архиве, то изучаю ее, пытаясь разобраться в оригинале – Пейтон чаще смеется, а Чжоу серьезнее и строже.
