Я размышляю над его методом. Отражение рыжих волос в зеркале в тот момент, когда от него отворачивается Чжоу. Отследить дальше невозможно, но это отражение – все же промах, возможно, и остальная работа не столь уж безупречна, какой выглядит.
Я торчу в кафе «Лили» на углу Добсон и Хэнкок, в том же доме, где находится квартира Альбион, и смотрю на машины, точнее, на отражения машин в окнах. Когда машина проезжает по Добсон-стрит, я отмечаю ее марку и заношу отражение в отдельную таблицу – иногда это лишь смутное цветное пятно. Проезжающие машины редко совпадают со своими отражениями, но я надеюсь увидеть в оконном стекле отражение «Акселеранта» Альбион.
Скучная работа, но с чего-то же надо начинать. Я узнаю баристу – ее зовут Сэнди. Миниатюрная девушка в маленькой шляпке в стиле ретро и очках в черной оправе. Припоминаю, что она занимается печатью плакатов – кафе украшают ее неоновые постеры питтсбургских групп и женской команды роллер-дерби. Тереза работала с ней, нанимала для своих занятий в школах и для печати из растительных материалов. Сэнди кипятит молоко и выливает его в кофе пенкой в форме листа. Клиенты тоже мне смутно знакомы, некоторых я наверняка уже видел поблизости. Проезжает очередная машина, и я отмечаю ее отражение. Я наблюдаю уже четыре дня кряду, пока серебристый «Ниссан Альтима» не отбрасывает отражение зеленого хэтчбека – «Акселеранта», и я понимаю, что это она.
Я отмечаю время отражения и помещаю его в закладки.
Снова запускаю Паук, ограничивая поиск районом Полиш-Хилл и годами пребывания здесь Альбион, но вместо «Акселеранта» ищу его подмену, седан «Альтима» пятьдесят третьего года. Я уже готов остановить процесс, если в результате появится тот же поток ошибок, но уловка срабатывает: удаливший машину Альбион использовал «Альтиму» как универсальную подмену, вероятно, просто командой «заменить все». Поиск приносит результат, с которым можно работать, я прикалываю его к карте Полиш-Хилла, и проступает дорожка, словно из хлебных крошек: квартира Альбион на Добсон-стрит – подземная парковка многоэтажки в нескольких кварталах отсюда под названием «дом Пулавски». Я сохраняю результаты поиска, переключаюсь в Архиве на дату, когда «Альтима» должна там стоять, и иду на поиски машины.
Дом Пулавски – это просторные студии с панорамными окнами и раздвижными стеклянными дверьми на узкие балконы. Вестибюль цвета шампанского, с высокими креслами и полосатыми золотистыми диванчиками. По центру стоит стол красного дерева, на нем возвышается ваза с орхидеями. Консьержка за стойкой отмечает посетителей. Она читает Камю, и ее темные волосы гармонируют с красным деревом, а юбка и блузка – с цветом стен. Я подхожу ближе, она улыбается и спрашивает: «Чем могу помочь?», но когда я интересуюсь, не слышала ли она имя Альбион, она ищет в своей базе записанных разговоров и отвечает: «Поиск не дал результатов».
– Не подскажете, как пройти к парковке?
– Лифт сразу на выходе из вестибюля, – отвечает она, показывая дорогу.
Я спускаюсь на лифте на уровень П1, шагаю по узким проходам гаража, изучая машины и сверяя с результатами поиска в Пауке, и нахожу «Альтиму» в гостевом ряду. Я сохраняю картинку, но все касательно машины стерто – ни номеров, ни VIN, ни мусора или каких-либо предметов на заднем сиденье или на полу – ничего, лишь изображение «Ниссана», вероятно, скопированное в дилерском центре, ничего такого, что могло бы связать машину с Альбион.
Я толкусь у машины в надежде на появление Альбион. Жду, сбитый с толку странными очертаниями гаража, запечатленными широкоугольным объективом камеры. Я слежу за лифтом и отмечаю момент, когда раздвигаются его двери. Чжоу. Она в синем жакете и в белом трикотажном платье, волосы заткнуты под воротник. Ее ноги блестят в освещении лифта. С ней блондинка, тоже ослепительная красотка, на несколько дюймов выше Чжоу, в дорогих джинсах и алом топе, открывающем плечи и шею, заплетенные в косы волосы спадают ниже пояса.
У нее чисто скандинавские черты лица, с резкими скулами и миндалевидными голубыми глазами. С левого плеча до локтя спускается татуировка, сложный узор из красных роз и калл. Некоторое время они топчутся у лифта, блондинка смеется в ответ на какую-то реплику Чжоу, они соприкасаются кончиками пальцев, и прежде чем Чжоу уходит, блондинка протягивает руку к воротнику спутницы и вытаскивает ее волосы наружу. Я провожаю Чжоу от лифта до «Ниссана», но когда она садится в машину, то исчезает, а вместо нее расплывается красное пятно, давая знать об ошибке в коде.
Я следую за блондинкой. Мы вместе едем на десятый этаж, и хотя блондинка и лифт – лишь иллюзии, я чую цветочный аромат ее шампуня и прикосновение ткани ее одежды. Я дотрагиваюсь до ее руки и ощущаю мышцы и кожу, она отвечает на мое прикосновение. Кто-то ее создал, наложив слои запахов и реакций. Ее кожа ощущается совсем не такой, как у всех остальных в Архиве. Она наклоняется ближе и приоткрывает губы, словно ждет поцелуя, но я не шевелюсь, и она как будто перегружается и наблюдает за мельканием номеров этажей. Кто-то запрограммировал эту сцену, чтобы оживить интимные моменты. Когда дверь открывается, я следую за девушкой. Коридор того же цвета шампанского, как и вестибюль, настенные бра испускают слабый свет. Она отпирает дверь квартиры 1001, входит и закрывает дверь за собой. Когда я пытаюсь войти, дверь оказывается запертой.
– Открыть доступ, – командую я, и на стене появляется клавиатура.
Я ввожу код, и дверь открывается, но комната заменена на шаблонное изображение, лишь типичные для этой квартиры полы, стандартная мебель и больше ничего, никаких следов блондинки.
Я возвращаюсь в вестибюль. Консьержка выливает стакан воды в вазу с орхидеями. Я спрашиваю имя женщины, живущей в квартире 1001, она быстро наводит справки и отвечает:
– Пейтон Ганновер.
Я записываю имя.
Проверяю результаты поиска по изображению граффити со свиной головой – ничего примечательного, только несколько результатов, явно вдохновивших этот рисунок: акварель 1879 года бельгийского художника Фелисьена Ропса под названием «Порнократы», на ней изображена обнаженная женщина в одних чулках, бальных перчатках и с повязкой на глазах. Она выгуливает свинью на поводке. Я нахожу фото в высоком разрешении и сохраняю его вместе с граффити на доме Альбион. Не знаю, что все это значит.
29 декабря
Старые дома в Полиш-Хилле выглядят так, будто тонут в грязи или медленно сползают вниз по склону к реке. Таунхаусы с деревянным сайдингом – некрашеным или с давно облезшей краской, дерево выцвело до серебристо-серого цвета, но уже начало подгнивать у фундамента и канав. Ворота в заборе-рабице заперты, но забор всего по пояс, так что я перелезаю через него. Грязные плиты во дворе усеяны собачьими кучами и игрушками, бетон крыльца растрескался. Дверь-сетка висит на разболтанных петлях.
Я открываю ее и вхожу.
В прихожей полумрак из-за мух и мошек, облепивших никогда не мытые стекла. На крючке висит табличка в рамке: «Вы в стране сталеваров». Следы когтей на деревянном полу и влажное дыхание большого пса. Он появляется из-за угла, и я вскрикиваю, испугавшись желтых глаз и зубов цвета сливочного масла, я стыжусь своего испуга, но пес выглядит как настоящий, питбуль с рычанием тычется мне в ноги и обнюхивает пах. Пес весь состоит из мускулов, а его профиль гласит: «Оскар, любимый пес семьи Стэнли». Я треплю его за ушами, глажу складки бархатистой головы. Я знаю, что он нереален, но АйЛюкс дополняет образ воспоминаниями – запахом псины, ощущениями от соприкосновения с влажным носом и слюнями. Я чувствую горячее дыхание и гладкий язык.
