– Волоки его сюда, ирод!
Меншиков исподлобья взглянул на стоявшего навытяжку Ботало, насупился и вышел. Через несколько минут вернулся в комнату, осторожно на вытянутых руках неся магнитофон.
– Знатная работа! – порывисто вскочив и выхватив непонятную вещь из рук денщика, восхищенно сказал Петр.
Он поставил магнитофон перед собой, осмотрел со всех сторон, удивленно пощелкивая языком, постучал по корпусу.
– Не сундук это, а что за хреновина, не пойму.
– Там еще у него стул чудной был, – бодро отрапортовал Ботало, – тоже ненашенской работы.
– Где ж он? – Петр грозно взглянул на Меншикова. – Опять ты забрал, Алексашка?!
– Побойся Бога, Петр Лексеич.
– Он в лесу остался, – опять отчеканил Ботало.
– Да как же ты бросить его посмел? – Гнев государя перекинулся на него.
– Никак не мог и сундук, и пленного, и стул тащить.
– Не мог, не мог, а почему сразу не доложил?
– Никак нет, доложил своему командиру.
– И что он?
– Велел пойти и проспаться.
– Вон отсюда! – закричал Петр. – Бери своего командира и бегом в лес. И чтоб стул этот у меня в целости и сохранности был.
Дважды повторять команду не пришлось.
– А ты, Алексашка, волоки сюда этого пленника. Да смотри у меня, со всем почтением. Прознаем, кто таков, там уж видно будет.
Павел в это время сидел под охраной в одном из солдатских помещений. Он так и не мог еще понять, где очутился. Война ли идет или мир, и почему так странно выглядит армия, сплошь составленная из его ровесников. Но никакой игры заметно не было, все делалось основательно и серьезно. Решив попусту не гадать и не пытаться чего-либо предпринять, он терпеливо сидел, ожидал, что предпримут в его отношении дальше хозяева здешней крепости. Наконец дверь отворилась, вошедший Меншиков поманил его за собой. Павел встал, расправил костюм и, не спеша, пошел вслед за этим мешковатым, но с плутовскими глазами пареньком. Он не раз мог сбежать: и тогда, когда шел по лесу с незадачливым стражником, и из этой солдатской комнаты. Но был ли смысл бегать, если не знаешь, куда и от кого?
– Государь требует, – сказал Меншиков, подводя его к двери.
«Опять государь, – удивленно успел подумать Павел, вспомнив Грозного. – Везет мне на этих самодержцев последнее время. Нет чтобы у нормальных, обычных людей оказаться, с ними хоть поговорить нормально можно».
С этими мыслями он вошел в комнату и стал озираться по сторонам. За столом был порывисто обернувшийся к нему юноша и больше никого. Никакого государя в комнате не наблюдалось.
– Али потерял кого? – заметив блуждающий взгляд вошедшего, спросил Петр, с видимым интересом разглядывая паренька.
– Да тот вон. – Павел махнул в сторону двери. – Сказал мне, что государь требует.
– А я, значит, не похож?
– Какой же ты государь, – усмехнулся Павел, – молодой больно, да и вообще не такой. Я тут одного царя видел, так еле ноги унес.
– Какого еще царя? – нахмурил чело Петр. – Братца мово имеешь в виду али сестрицу, черт бы ее побрал.
– Нет, твоих родственников я вряд ли встречал. И не тут это было. Я у Грозного, Ивана Васильевича, был.
– У кого, у кого? – И без того круглые, чуть навыкате глаза юного государя еще больше округлились. И, не дожидаясь ответа, он громко расхохотался.
Смеялся Петр долго, прихлопывая себя ладонями по коленям, то и дело вытирая выступающие слезы. Остановился он так же неожиданно, как и начал.
– А ты, брат, шутник, люблю веселых. – И он стремительно подошел к Павлу. И начал внимательно разглядывать и ощупывать цепочки, заклепки и прочие металлические побрякушки на его костюме. – Тонкая работа, мастеровая, – приговаривал он, – иноземная. Но и наши могут. Могут! – выкрикнул он. – Учиться нам больше надо. Не кафтанами выхваляться и не кивать на древность рода, а учиться у иноземных мастеров. Лексашка! – крикнул он, и денщик тут же появился из-за двери.
– Чего надо?
– Стул еще не приволокли?
– Не было никого.
– Как принесут, пусть немедля сюда тащат.
– Да знамо дело, говорили уже.
– У, скотина ленивая! – крикнул Петр. – Тебе бы все дрыхнуть да воровать. И вообще, как с государем разговариваешь при госте.
Меншиков, не дожидаясь, чтобы в него полетел очередной предмет с царского стола, быстро выскочил за дверь.
– Так ты и вправду государь? – удивился Павел. – Или игра у вас тут такая?
– Государь, государь, – раздраженно сказал Петр, – только без государства государь. Сестричка моя править вздумала, рада, что я тут потешками занимаюсь. Ничего, и мое время придет, мы еще посмотрим, чья возьмет…
Брат, сестра, потешки… Павел тщетно копался в памяти, пытаясь сообразить, где же он все-таки очутился и что происходило в России в конце семнадцатого века. Тем более, когда он думал или говорил о царях, никогда их не представлял своими ровесниками. Царь – это суровый взгляд, корона, трон, скипетр да держава. Лишь одно слово – «потешки», вырвавшееся у юного государя, навело его на мысль.
– Тебя не Петром Алексеевичем, случайно, зовут? – спросил он, спеша ее проверить.
– Конечно, – оторвавшись от своих мыслей и прервав гневную речь, удивленно ответил тот.
– А какой сейчас год?
– Девяносто пятый. Слушай, ты давай-ка о себе расскажи, кто такой и откуда? А то мы все попусту болтаем.
– Я – Пашка, – вздохнув, в очередной раз начал рассказывать он свою историю. А сам лихорадочно пытался сообразить, на сколько лет при переносе он ошибся. Отсчитывал от даты, которую назвал Никита Романович, он ее запомнил. Выходило, почти на пять-шесть лет. – Хочешь верь, хочешь не верь, – между тем продолжал он свой рассказ, – но я совсем из другого века. Ищу здесь девушку Дашу, она тоже из нашего времени.
– Неужто сбежала?
– Нет. Просто неосторожно переехала, а куда, точно я не знаю. Вот и езжу везде, ищу ее. И на поле Куликовом был, и на Угре-реке, и у Грозного, теперь вот к вам приехал.
Павел говорил, а сам внимательно наблюдал за Петром. Но в глазах того ничего, кроме веселого любопытства, прочесть было нельзя.
– Так, а сам-то ты где живешь?
– На Волге, в одна тысяча девятьсот девяносто третьем году.
– В каком?! – Не дожидаясь ответа, Петр вновь громко расхохотался. – Это по-каковски будет? Ну, раз ты так далеко живешь, значит, все про нас знаешь?
– Все не все, но кое-что знаю.
– Так ты потому и спросил, как меня зовут?
– Конечно, я же не знал, где оказался.