Павла удивило, что княжича уже нашли. Ведь и пяти минут не прошло, как спустился он в кухню. Кажется, везение отвернулось от него.
– Да больно речи он странные говорит, – еще не оправившись от испуга, но почувствовав поддержку боярина, пояснил стражник. – Про то, что какой-то дружок скомороха чудной трон ищет, который-де в царских палатах стоит, и что это он его и связал.
Павел слышал, как за дверью после этих слов повисла довольно долгая тишина.
– Вон что этот варнак измышляет. – Гнева в голосе Грозного уже не было. Скорее слышалось удивление. – Тащи-ка его сюда, да поживее!
Дверь распахнулась, и Павел услышал совсем рядом простучавшие по каменному полу шаги стражника, бросившегося выполнять распоряжение государя. Дверь так и осталась открытой. Даже негромкие голоса оставшихся слышно было теперь яснее.
– Что скажешь, Никита Романович?
– Ума не приложу, уж больно непонятно все.
– Наплести и измыслить-то он горазд, да вот откуда он про трон чудной узнать мог? Кто ему поведал? – Грозный сурово посмотрел на боярина. – Ужель и самые верные из стражи языки распускать начали? Али допрос им учинить?
– Ивана Петровича-то я сегодня по вашему распоряжению посвятил в событие. Он и трон осматривал, зело удивлялся нелепости его и мастерству неведомому… – задумчиво начал рассуждать боярин.
– Да не отец же ему поведал, – нетерпеливо перебил его царь, – ужо в это я никогда не поверю. Он и сам своего младшого не особо чтит.
Как раз в это время мимо спрятавшегося Павла к царю привели заплаканного княжича. Он жалобно протирал глаза, хитро поглядывая из-под рукавов на Грозного и боярина, стараясь угадать, как ему себя вести и какую выгоду из этого можно получить. Павел всего этого, конечно, не видел, но зато все хорошо слышал.
– Оставь нас, – сказал Грозный стражнику, – да побудь в зале, понадобишься еще. Гляди, чтобы к двери никто не приближался. Кругом измена.
Дверь снова затворилась. Павел замер, услышав рядом с собой шаги стражника. К счастью, тот в своем рвении, дабы и его не заподозрили в излишнем любопытстве, вышел почти на середину зала и принялся там мерно расхаживать, приглушая шаги. Павел снова прильнул к двери. А за ней происходило вот что.
– Поведай, – обратился Никита Романович к княжичу, – что за оказия с тобой приключилась и о чем ты там наплел страже.
Княжич негромко захныкал и вновь начал тереть глаза рукавом своего кафтана. Грозный, до этого молча и сурово поглядывавший на отрока, не выдержал и в раздражении прихлопнул ладонью о колено.
– Да в кого ты есть, мокрица ты эдакая, тьфу! Род высокий позоришь только.
– Я по двору прогуливался, за порядком присматривал, – заторопился рассказывать княжич, поняв, что ведет себя совсем не так, как хотел бы царь. На жалость тут рассчитывать совсем не приходилось. – Вижу, какой-то смерд за кустами супротив палат царских затаился на каменьях и выглядывает чего-то. Я за ним долго наблюдал. Он, почитай, цельный час прятался и вынюхивал. Гляжу, подниматься стал, идти куда-то собрался. Тут я его остановил, спужался он сильно. Говорит, мол, дюже хотелось взглянуть на чудной трон, что в палаты ноне доставили. – Княжич заговорил смелее, увереннее, видя, что его внимательно слушают. – Смекнул я тут, что дело нечисто. Про трон-то ентот еще никому не ведомо. Уж не друг ли ты, говорю, тому скомороху, что в подвале споймали. Тут уж он и вовсе перепужался. Я решил было его схватить, до стражи доставить, да конфуз вышел, споткнулся о камень, подвернул ногу, упал. Тут он меня лежачего и спутал.
Княжич, довольный, что так ловко вывернулся из затруднительного положения, уверенно посмотрел на царя.
– Уж что ловок, то ловок, – покачал головой Грозный, – супротив смерда постоять не мог. Куском мяса подавился, честь княжескую роняешь. На кого Русь оставим?! Помест того чтоб без дела по двору шастать да вынюхивать, лучше б науками или искусством воинским занялся. Глядишь, покрепче был, хошь не головой, так телом. Где нам прикажешь теперь того смерда для допросу брать, суд чинить? Может, он в палаты уже по твоей глупости проник, за дверями стоит, злое что замышляет, а?
Опустив глаза и всем своим видом выражая притворное раскаяние, выслушал Шуйский-младший речь государя, но на последние слова поднял взгляд и отрицательно замотал головой:
– Не, государь, он из Кремля побег. Сам видел. Говорю же, спужался сильно.
Павел в душе поблагодарил хвастливого отрока за то, что, желая себя возвысить в глазах царя, тот отвел от него беду. А то после слов Грозного о смерде, стоящем за дверью, он уже сам начал подумывать, куда бы бежать. Если бы Павел видел реакцию государя на последнее утверждение отрока, то бы не спешил с благодарностью. Иван Васильевич лишь с сомнением покачал головой и задумался.
– Так, говоришь, про трон спрашивал?
Княжич в ответ быстро закивал.
– А тебе откель про него ведомо? – вдруг быстро наклонившись к нему, сурово спросил Грозный. – Откель про скомороха слыхивал?
Не ожидавший такого вопроса, княжич опустил голову и засопел, лихорадочно размышляя, к месту или нет будет сейчас пустить слезу. И начал опять рукавом потирать глаза.
– Да отвечай ты, варнак! – взорвался гневно Никита Романович, с брезгливостью взглянув на парня. – Нечего сопли распускать.
– Я поутру ваш разговор с батюшкой ненароком слыхал, – не поднимая головы, пробурчал княжич.
– У, пакость, и здесь вынюхал, – задохнулся от возмущения боярин.
– Убирайся с глаз моих долой, дабы я тебя вовсе не видел близ палат! – раздраженно закричал Грозный. – Да прикуси язык про это дело! Отрежу! – И, топнув ногой, бросил: – Вон!
Княжич, распахнув дверь, опорометью бросился через зал.
– Что будем делать, Никита Романович? – спросил царь. – Что мыслишь? Сей хлюст хоть и мастак брехать, но неспокойно мне что-то от его слов стало.
– Может, послать кого в подземелье, скомороха того проведать?
– Вот и я о том же подумал. Только посылать никого нельзя. Возьми давешнего стражника да вдвоем и сходите. Мне спокойнее будет. Погоди, – остановил он направившегося к дверям боярина и тихо добавил: – Ты уж проход-то широко не открывай, а то греха не оберешься. Уж чего сделано, так тому и быть. Убедишься и назад, про этого смерда вести дознание будем. Чует мое сердце – проболтался кто-то. Всех на дыбу подниму, а дознаюсь. Ну, иди. Поспешай.
Когда шаги смолкли и в зале никого не осталось, Павел расслабился, но нерешительно продолжал топтаться за портьерой, не зная, что делать дальше. Или попробовать все же поискать кресло. Авось кто-то и проговорится, где машина времени. Он уже не сомневался, что бегство их вскоре будет раскрыто, но и в надежности своего убежища за портьерой убедился. Так что он решил подождать.
Делом это оказалось совсем нелегким. Во-первых, он устал стоять. Начали затекать ноги, а зал недолго оставался пустым, и размять как следует их ему не удавалось. А во-вторых, время тянулось очень медленно, и он начал сомневаться в правильности выбранной тактики.
