Он пошарил во внутреннем кармане и вытащил какой-то предмет. Это пистолет, сейчас он меня застрелит, подумала я. Но это оказался не пистолет. Это были два конверта, которые Председатель бросил мне на одеяло.
– В одном – ваш трудовой договор. Во втором – ордер на арест. Выбирайте.
Я смотрела не на него, не на конверты, а на увядший букет в изножье кровати. Это, в общем, был не букет – больше похоже на пук травы и листьев. Сири, наверное, сама его собирала, во внутреннем дворике у Нур, где между булыжников цвели сорняки, где Нур обычно ставила цветочные горшки и пыталась выращивать помидоры, хотя во дворике было слишком холодно и тенисто, и помидоры никак не вырастали. Жесткие руки Нур, все старее, все морщинистее, все больше дрожат – может быть, им уже недолго осталось; они роются в земле вместе с маленькими и мягкими ручками Сири, под тонкими ногтями – черная траурная кайма. В младенчестве ручки у Сири были такие маленькие, пухлые, как подушечки, с ямочками у костяшек. Ее пальчики вокруг моего пальца, у меня в волосах. Ее сердце напротив моего. Теперь руки у нее тонкие и сильные. Но все еще маленькие. Все еще такие маленькие.
Я вдруг поняла. Я поняла все.
– Анна? Я бы хотел знать, что вы думаете. Какой конверт выбираете? Вы принимаете предложение?
– Не было никакого испытания.
Собственный голос показался мне чужим. Сухой и скрипучий. Председатель хранил молчание. Он не шевелился, почти замер. Я заговорила дальше:
– Не было никакого испытания, правда? Ни для меня, ни для кого-то другого. Потому что, если бы оно было, я провалилась бы по всем пунктам. Значит, испытания не было. Была западня. Вы завели меня именно туда, куда хотели. Вы хотели, чтобы у меня не осталось выбора. Вы хотели, чтобы я приняла предложение о работе, не понимаю, зачем вам это, но это так. И вы знали, что добровольно я не соглашусь ни при каких обстоятельствах, поэтому загнали меня в ситуацию, где у меня не останется выбора. К тому же вы избавились от секретаря. Не знаю, зачем вам от него избавляться, но у вас наверняка свои цели. Теперь вы отправите его в тюрьму пожизненно. Раз – и нет его.
Я усмехнулась. Смешок прозвучал странно. Председатель не двигался с места. Слышалось только мое дыхание.
– Но одного я не понимаю. Зачем вам понадобилось избавляться от Генри? Что он вам сделал?
Я ждала, что Председатель что-нибудь скажет, хотя понимала, что ответа не будет. После долгого молчания Председатель легким тоном заговорил:
– Интересная теорийка. Как знать, может быть, на некоторые вопросы со временем найдутся ответы? Как могут найтись и причины, по которым именно вы так важны для группы RAN. Причины, которых я не могу разглашать сейчас, но которые обнаружатся в свое время. Если вы согласитесь на мое предложение, разумеется. Иначе вы никогда этого не узнаете. Итак, Анна, я хотел бы услышать ваш ответ. Каким он будет?
Я посмотрела Председателю прямо в глаза. Зрачки у него были большими, черными. В самой их глубине я увидела проблеск холодного, неправдоподобного, пугающего безумия. Выбора действительно не было. Каким-то образом я все это время знала, к чему все придет. Я кивнула Председателю. Вот и всё.
Председатель просиял улыбкой, подхватил один из конвертов, сунул во внутренний карман и протянул мне руку.
– Великолепно! Анна Франсис, от всей души приветствую вас в группе RAN.
Стокгольм, протекторат Швеции, март 2037 года
Генри
– Прошу прощения, но я не до конца понял, что должен делать. В чем суть?
Секретарь достал какой-то конверт и протянул мне. Я вопросительно взглянул на него, и он кивнул на конверт.
– Откройте.
Я открыл конверт, вынул папку из жесткого картона; из папки на меня с паспортной фотографии, приколотой в верхнем левом углу, уставилось хорошо знакомое лицо. Анна Франсис.
– Она наш кандидат, – сказал секретарь. – Ваша задача – наблюдать за ней и защищать ее.
Я смотрел на него, не зная, что сказать.
– Это не так сложно. Большую часть времени она будет мертва. Во всяком случае, так решат другие. Все, кроме вас и еще одного доверенного сотрудника.
Я посмотрел на фотографию Анны. Наверное, снимок делал фотограф – Анна была не похожа на себя. Казалась красивой какой-то исправленной красотой, словно у нее изъяли душу. Я пытался придумать правильный вопрос.
– Как все будет проходить?
– После “убийства” она будет находиться в подвале. Потом вы уберете других.
Секретарь заметил мой взгляд.
– Разумеется, не по-настоящему, но ей будет казаться, что они один за другим пропадают без следа. Мы станем смотреть, что она предпримет, как будет действовать, где ее слабые места. Прежде всего проверим, насколько она в состоянии придерживаться приказа, не выдать себя, хотя все будет подталкивать ее к тому, чтобы поступить наоборот. Мы просто подвергнем ее проверке на стрессоустойчивость.
Все это выглядело до невероятия странно. Я пытался собраться с мыслями и понять, как все будет происходить. Секретарь испытующе смотрел на меня, словно ждал вопросов.
– Значит… под конец останемся только она и я. Что я тогда должен делать?
– Тогда можете рассказать правду, если хотите. Но не раньше.
Мне кое-что пришло в голову.
– Если под конец останемся только мы вдвоем, она решит, что убийца – я. Поверит ли она моим словам?
– Вот поэтому так важно, чтобы на острове находились именно вы. Насколько я понял, она вам доверяет. Вы ее знаете, и знаете, как она мыслит. Я слышал, вы ей нравитесь.
Я спросил себя, где он такое слышал, но уточнять не стал. Секретарь, кажется, по моему виду понял, что я не уловил смысл задания.
– Вы в детстве играли в “убийцу”?
Я покачал головой. Секретарь принялся объяснять:
– Играют так: один человек по жребию оказывается убийцей, другой – детективом. Остальные играющие – жертвы – знают, кто детектив, но не знают, кто убийца. Все начинают ходить по комнате. Убийца убивает, незаметно подмигивая своим жертвам. Он подмигивает, и жертва ложится на пол. Определив для себя, кто убийца, детектив обвиняет подозреваемого. Если детектив прав – он победил, если нет – победил убийца.
Секретарь надрезал лососину на тарелке. Рыба внутри была розовой, почти сырой. У меня вдруг возникло чувство, что он режет новорожденного ребенка.
– Идеально, – с довольным вздохом оценил секретарь. Он не отрывал от тарелки взгляда. – Вам будет ненамного сложнее. Можете рассматривать это маленькое упражнение как разновидность игры в убийцу.
Он сунул в рот розовый кусок и проглотил, кажется, не жуя. Я кашлянул.
– Нет, не играл. А вы?
Секретарь поднял на меня взгляд. Серые глаза сияли.
