Увы, кашель не спешил уходить, и это всерьез беспокоило Лоретту. Приступы были частыми, долгими и отнимали у мальчика очень много сил. Как знать, может, перемена обстановки пойдет ему на пользу? Маммот-Хаус с его сквозняками и сыростью не самое лучшее место для ребенка с больными легкими.
Но главная причина, по которой Лоретта не могла оставить Фарли в Маммот-Хаусе, состояла в том, что мальчик мог запросто сбежать. Его тянуло «домой», в землянку под крыльцом заброшенного дома, и он мог отправиться в путь, не имея представления, в какой стороне Лондон и как до него добраться. Лоретта привязалась к мальчику, и, окрыленная успехами последнего времени, представляла, как будет его учить и воспитывать. Ей совсем не хотелось в очередной раз испытать боль и разочарование, да еще и горечь предательства, поэтому она и решила подстраховаться и взять Фарли с собой.
После того как узнала больше о его прежней жизни, Лоретта привязалась к нему еще сильнее, и отчасти потому, что в их судьбах было что-то общее. Конечно, повозка и Маммот-Хаус несопоставимы, но ведь и она не могла покинуть это место по своей воле. Лоретта продолжала надеяться, что отношение Фарли к окружающему миру изменится в лучшую сторону, когда он поймет, что в этом мире правит не одна лишь жестокость, и верила, что своей добротой и заботой может вернуть ему веру в добро.
Она пока не сообщала дяде о новом домочадце, но тянуть дальше нельзя: придется написать графу о Фарли, как только вернется из Хоксторна. Только вот как найти нужные слова? Лоретта понимала, что дядя разрешит оставить Фарли только в том случае, если сочтет его полезным. Надо будет первым делом поговорить с мистером Хадлстоном и выяснить, чем можно занять в усадьбе Фарли. Тогда останется самое трудное – убедить его самого в том, что в Маммот-Хаусе все же лучше, чем в холодной землянке.
Лоретта посмотрела на брата. Тот сидел напротив, спиной к лошадям, вытянув скрещенные в лодыжках ноги в проход, и, укутавшись в плащ и надвинув на лоб шляпу, спал. Лоретта улыбнулась. Наконец-то Пакстона утомила болтовня. Он не замолкал чуть ли не всю дорогу, с легкостью перескакивая с одного предмета на другой, а там и на третий, четвертый… Лоретта подозревала, что таким манером он пытается обойти неудобные для него темы, а именно цель поездки, и подыгрывала ему: ей тоже не хотелось говорить на серьезные темы. Впервые за три года выбравшись из Маммот-Хауса, она испытывала и радостное возбуждение и опасения, которых было столько, что могли свести на нет все приятные ощущения. Пакстон, с его легким незлобивым нравом и неиссякаемым оптимизмом, мог легко пойти на поводу у более сильного человека. Конечно, женитьба на сестре герцога во многом изменит к лучшему его жизнь, но Лоретте хотелось, чтобы брата повела к алтарю любовь к женщине, а не к тем возможностям, которые даст этот брак.
Что касается самого герцога, то думы о нем стали ее любимым времяпрепровождением, самым вожделенным занятием. Лоретте нравилось, что она может сказать ему все, что пожелает, не опасаясь ни осуждения, ни жестких санкций. Она и так жила в условиях санкций жестче некуда. Он в любом случае не собирается за ней ухаживать, а тем более жениться, так что можно не бояться ему не угодить. Она может сполна насладиться своей свободой и его поцелуями, но и только: у свободы есть границы. Лоретта понимала опасность, которая ей грозит, если они зайдут слишком далеко. Она должна поставить перед собой четкую цель и неуклонно ей следовать: оставаться непреклонной, не поддаваться соблазну, не позволить герцогу уложить ее в постель, как бы ей самой этого ни хотелось.
Между тем за окнами кареты сгустились сумерки. Едва ли они успеют приехать на место до темноты. Лоретта решила последовать примеру брата и вздремнуть, но рой мыслей никак уснуть не давал, поэтому она достала из ридикюля книжонку в кожаном переплете и любовно провела подушечкой пальца по тисненому заголовку: «Как добиться расположения леди. Руководство для истинного джентльмена». Как бы глупо это ни звучало, для Лоретты эта книжонка была настоящим сокровищем, но вовсе не из-за содержания, а потому, что подарил ее герцог.
Он был прав: книжонка действительно напичкана бесполезными советами, которыми большинство мужчин потчуют едва ли не с колыбели. Например: «Джентльмен никогда не станет снимать сюртук в присутствии леди». Да кому только придет в голову нарушать правило, усвоенное с тех пор, как в гардеробе появился первый сюртук?
Или: «Джентльмен всегда должен следить за своей речью в присутствии леди». Разве найдется в Англии хоть один джентльмен, который не вызубрил это правило годам к пяти?
Но были в этой книжке и по-настоящему ценные советы. Вот ее любимый: «Для джентльмена недопустимо давать леди понять, что она не права». Лоретта всякий раз улыбалась, вспоминая его, однако ни герцог, ни граф почему-то не считали нужным ему следовать, по крайней мере в том, что касалось лично ее. Что граф, что герцог считали своим долгом всякий раз указывать ей на промахи и ошибки. Впрочем, ни тот ни другой не пытались за ней ухаживать, так что, возможно, правило это применяется лишь в том случае, если джентльмен хочет добиться от леди благосклонности.
Были в этой книжке и настолько странные советы, что иначе, как шутливыми, их не назовешь: «Джентльмену следует начинать делать леди комплименты, как только она является с визитом, и прекращать, когда она покинет его общество».
С некоторыми из правил Лоретта соглашалась полностью. К примеру: «Истинная леди всегда по достоинству оценит джентльмена, у которого постоянно хорошее настроение». И еще одно: «Джентльмену следует всегда оставлять последнее слово за леди».
Были в «Руководстве…» указания, которые, к сожалению, едва ли применимы в реальном мире, но в которые от всей души хочется верить: «Настоящий джентльмен всегда даст леди знать, что ее сердце будет в целости и сохранности, если она отдаст его своему избраннику».
– Тпру! – донеслось с козел, и Лоретта, закрыв книгу, аккуратно убрала ее на место.
Пакстон очнулся от сна, потер переносицу, потянулся и сладко зевнул. Лоретта выглянула в окно. Они ехали по липовой аллее в форме дуги с большим радиусом. Ночь еще не наступила, но газовые фонари уже горели, освещая местность, на сколько хватал глаз.
– На что это ты смотришь? – спросил Пакстон.
– На поместье, – с замиранием сердца ответила Лоретта. – Мы приехали.
– Чудесно, – отозвался Пакстон и, приосанившись, пригладил ладонью волосы. – Как раз вовремя. Я наконец-то выспался. Не помню, когда я в последний раз так долго спал.
Вдали показались крыши большого здания в форме буквы Г. Наверное, это главный усадебный дом. Он был так велик, что весь Маммот-Хаус уместился бы в уголке одного из флигелей. Размах поражал воображение, хотя, наверное, ей следовало бы ожидать чего-то подобного: в конце концов герцог – второе лицо после короля. Теперь уже она различала крыши домов поменьше, в которых, надо полагать, жили фермеры-арендаторы и слуги. И вот уже показались хозяйственные постройки, загоны для скота, конюшни и каретные сараи.
Еще пара минут, и главный усадебный дом предстал перед ней во всем своем величественном великолепии. Как раз в этот момент, словно по волшебству, ветер разогнал тучи, и в лиловом небе слева над домом появилась мерцающая полоса солнца, последние лучи которого залили дом и окрестности теплым золотистым сиянием.
