– Да, и я высоко это ценю, – осторожно сказала Лоретта. – А тебе он о чем написал?
– Расписал в подробностях, когда следует выезжать, где останавливаться и все прочее. Он вышлет за нами два экипажа, отправимся в путь на рассвете, останавливаться будем лишь для того, чтобы сменить лошадей. Он уже обо всем договорился. В каждом экипаже будут корзины с провизией. По его расчетам, мы должны быть на месте еще до наступления темноты. Мы выезжаем в следующую пятницу, так что на подготовку есть еще несколько дней. Тебе хватит этого времени?
Смешно! Да она готова хоть сейчас ехать.
– Думаю, да, времени больше чем достаточно, – справившись с волнением, ответила она, стараясь скрыть переполнявшую ее радость предвкушения путешествия и встречи с герцогом.
Еще пару минут поболтав с Пакстоном, Лоретта направилась в музыкальный салон. Конечно, она предпочла бы вернуться в свою комнату, чтобы еще раз перечитать письмо и всласть поразмышлять над тем, как будет вести себя с герцогом. Разработка стратегии представлялась ей довольно увлекательным занятием, но не могла же она оставить Фарли спать в кресле!
Каково же было ее удивление, когда она увидела, что он вовсе не спит, а стоит у окна, лбом и ладонями упершись в стекло и задумчиво глядя на сад. Ей показалось, что он как будто стал выше, хотя выглядел таким же худосочным и несчастным.
– Как хорошо, что у тебя уже есть силы стоять! – обрадовалась Лоретта.
Вздрогнув от неожиданности, Фарли обернулся и тихо спросил:
– Где это место?
– Ты имеешь в виду этот дом?
Он кивнул.
Значит, она не ошиблась в своих предположениях: мальчик не из этих мест. Стоит ли удивляться его вопросу, если окрест, на сколько хватает взгляд, лишь голые деревья да проплешины с мелкой порослью, оставленные лесными пожарами.
– Ты находишься в Маммот-Хаусе, – это примерно полдня пути верхом от Гримсфилда. Ты знаешь, где это?
Фарли покачал головой.
– А помнишь, как сюда добрался?
– Пешком.
– И где ты шел?
Фарли пожал плечами.
– По дороге. В основном.
Лоретта не могла пожаловаться на то, что мальчишка не отвечает на ее вопросы, хотя из его ответов ничего не было понятно.
– А как ты попал на дорогу?
– Меня там оставили.
Лоретта насторожилась.
– Ты не мог бы рассказать об этом поподробнее? Кто оставил, когда?
– Я ни к кому не приставал, ничего ни у кого не украл, никому не мешал, просто стоял у хлебной лавки и смотрел на пирожки с мясом. Какой-то человек подкрался ко мне сзади, схватил, зажал рукой рот и потащил, а потом швырнул в повозку, словно мешок с углем. И еще запер дверь, чтобы мы не сбежали.
– Жуткая история! – зябко поежилась Лоретта. – Ты раньше видел того человека?
Фарли вновь обернулся к ней.
– Нет, – сквозь зубы процедил мальчик, обернувшись, и она увидела в его глазах гнев и обиду. – Он был большой и сильный: держал меня на весу одной рукой.
– И никто не попытался тебе помочь?
– А кому нужны такие, как я? Я сам хотел вывернуться: укусил его, дал по ушам, – но он оказался сильнее.
Понятно теперь, откуда в нем столько ярости. А что бы чувствовала она, окажись на его месте?
– Ты сказал, «чтобы мы не сбежали». Кто-то еще был в той повозке? Может, твои родители? – осторожно спросила Лоретта.
Фарли покачал головой, но гнев его поугас, и без всякого выражения он сказал:
– Нет у меня родителей, никого у меня нет. В повозке были другие мальчики, такие же как я. Тот громила нас по одному выловил на улице средь бела дня у всех на виду, только им было плевать.
– Ты никого из них не знал? – пытаясь отыскать хоть какую-то зацепку в этой истории с похищением детей, спросила Лоретта.
Фарли достал из кармана платок и закашлялся.
– Что я, каждого черта в лицо должен знать, по-вашему?
Лоретта решила воздержаться от нотаций и упоминание черта предпочла не заметить. Раз уж Фарли начал рассказывать о себе, не надо ему мешать, чтобы вновь наглухо не закрылся.
Боясь спугнуть удачу, затаив дыхание, она спросила:
– Где была та лавка, на витрину которой ты смотрел, когда этот человек подошел и схватил тебя?
– Рядом с Сент-Джеймсским парком.
– Выходит, тебя похитили в Лондоне?
Фарли кивнул, и глаза его были мокрыми от слез, когда он посмотрел на нее и спросил:
– Как мне теперь туда вернуться?
Лоретта пока не могла ничего ему ответить. Решив для себя, что мальчик останется в Маммот-Хаусе, она даже предположить не могла, что он захочет покинуть этот дом и вернуться туда, где жил раньше.
– Сейчас я ничего не могу тебе сказать, но в любом случае ты еще недостаточно здоров для путешествия, так что у нас есть время подумать, как быть дальше. Похититель, случайно, не обмолвился, куда вас везет?
Фарли вяло пожал плечами и опять уставился в окно.
– Нет, он ничего не говорил, а вот один мальчик сказал, что нас везут туда, где мы будем работать, и нам за это будут платить и еще кормить каждый день. Но другой мальчик стал с ним спорить: мол, и полпенса не заплатят, а если не станем работать, будут бить.
У Лоретты сердце сжалось. Она знала, что существуют работные дома, где бедняки трудятся за кров и еду, но не была лично знакома ни с кем из тех, кто имел несчастье там побывать.
– И что было дальше? Ты сбежал из работного дома?
– Нет, – сказал Фарли, удивив ее.
– Как же ты сумел освободиться?
– Я же сказал: меня просто вышвырнули на дорогу и там оставили.
Лоретта зажала рот рукой, подавив готовый вырваться крик ужаса и боли, стоило представить, что должен чувствовать ребенок, в буквальном смысле выброшенный на обочину жизни; ребенок, которому некому пожаловаться и некому выплакать свою боль; ребенок, которого никто не любит. Лоретта знала, каково это – быть отверженным, и потому особенно остро сопереживала Фарли.
– Каким надо быть злодеем, чтобы оставить тебя одного замерзать посреди дороги, там, где никто не ходит!
– Он сказал, что у него не было другого выхода. Меня трясло от озноба, он понял, что у меня жар и я могу заразить остальных. А если я останусь в повозке, мы все умрем и он за нас не получит денег.
Гнев закипал в ней: Лоретте очень хотелось найти того негодяя и добиться, чтобы его наказали.
– Это же надо: оставить одного на дороге под ледяным дождем!
– Лучше так, чем ехать туда, куда этот пес нас вез.
