Гриффин с усмешкой пожелал Хоку удачи, и тот, прихватив кружку, направился к сэру Уэлби, который как раз усаживался за свободный стол недалеко от входа. О готовившейся в прошлом сезоне провокации, направленной против сестер Гриффина, друзья узнали как раз от него. Старик, правда, клялся и божился, что не разглядел тех молодых людей, чей разговор ему удалось подслушать, но Хок надеялся, что ему удастся усыпить бдительность полуслепого старика и тот проговорится. Отчего-то он был уверен, что старик лукавит: имена провокаторов знает, но выдавать почему-то не желает.
– Позвольте вам помочь, – предложил Солан, галантно подхватив старика под руку.
– Никак Хоксторн? – спросил, подслеповато щурясь, седовласый джентльмен.
– Он самый.
– Благодарю, молодой человек, – с кряхтением опускаясь на неудобный деревянный стул, сказал старик. – Похоже, в скором времени мне придется отказаться от посещения этого клуба, но я решил, что этот день еще не настал. По крайней мере, это произойдет не сегодня.
– Сдается мне, что и не завтра тоже. И не послезавтра, – с некоторым подобострастием польстил старику Хоксторн. – Вы так ловко орудуете тростью и вполне уверенно передвигаетесь, что никому и в голову не придет усомниться в этом.
– Да, куда же без нее, без трости, – довольно хихикнул старик и постучал по полу заостренным концом. – Спасает меня: не дает задевать стулья, натыкаться на людей на улице и на чертовы фонарные столбы.
– Вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? Хотелось бы кое о чем поговорить.
– Напротив, буду только рад, ваша светлость. В старости одиночество ощущаешь особенно остро. Знаете, я ведь и у двери сажусь для того, чтобы переброситься парой слов с теми, кто входит или выходит. Ведь правила клуба этого не запрещают, верно?
– Я думал, вам просто нравится сидеть на виду у всех, – солгал Хок.
Все в «Уайтсе» знали, зачем старик садится в проходе.
– Да, это мое любимое место, – согласился сэр Уэлби, – и теперь вы знаете почему. К моему великому сожалению, в бильярдную мне теперь вход заказан: какой из меня игрок, – да и за карточным столом какой от меня толк.
Старик вдруг насупил кустистые брови и воскликнул:
– Кажется, я слышал стук кружки о стол или мне показалось? Что вы такое пьете?
– Эль, – понял его Хоксторн и жестом подозвал лакея. – Вы ведь не откажетесь от кружечки-другой?
– Вы угощаете? – уточнил старик, и в его водянистых подслеповатых глазах блеснул озорной огонек.
– Разумеется.
– В таком случае я бы предпочел стаканчик их замечательного бренди.
Хок рассмеялся и велел лакею принести старику бренди.
– Я вот о чем хотел спросить: вы, случайно, ничего нового не слышали от тех болтунов, что в прошлом году распускали слухи насчет сестер герцога Гриффина? Или, может, вспомнили, кто это были?
– Нет, ничего нового сказать не могу. С тех пор я ни разу не слышал их голоса, как бы ни было это странно. Правда, как-то раз посетовал, что сент-джеймсские повесы так и не поплатились за содеянное, а ему ответили, что не все потеряно и восстановить справедливость можно, ведь есть еще сестры-близняшки.
Хоксторн почувствовал, как зашевелились волосы на затылке. Так было всякий раз, когда до него доходили подобные слухи.
– Но ведь в прошлом сезоне ничего плохого с сестрами Гриффина не случилось. Может, кто-то захочет теперь навредить моей сестре, леди Адель? До вас не доходили такие слухи?
Старик так отчаянно замотал головой, что на лицо ему упала длинная седая прядь.
– Нет-нет, ваша светлость, ничего такого я не слышал, но, должен признаться, вы меня не удивили.
– Да уж, удивляться не приходится: молодежь совсем распустилась, никакого уважения к старшим. Думаю, поэтому те юнцы так редко заглядывают в «Уайтс»: им среди уважаемых людей в столь респектабельном заведении делать нечего.
– Ваша светлость, может, герцогу Гриффину стоит поговорить с управляющим? Тот мог бы опросить обслугу. Лакеи, как правило, все замечают. Возможно, кто-то и вспомнит, кто из редких гостей в тот день был в клубе.
– Не думаю: им некогда глазеть по сторонам – работы полно.
– Да, и они выполняют ее на совесть, что хорошо. Потому мы и любим сюда ходить.
– Вы ведь будете держать ухо востро и сообщите мне, если что услышите?
– Непременно. Я и герцогу Гриффину это пообещал, так что вы будете вторым.
Между тем подоспел лакей с бренди для сэра Уэлби. Старик понюхал напиток, покрутив в руках бокал, затем пригубил и задумчиво произнес:
– Нет, я, пожалуй, передумал: вы будете первым, а герцог Гриффин – вторым.
Хоксторн улыбнулся, поблагодарил старика и, ловко увернувшись от столкновения с лорд-мэром, быстро покинул зал. Он хотел было сыграть партию-другую в покер, но понял, что сосредоточиться на игре не сможет – не дают покоя мысли о той, что осталась в Маммот-Хаусе.
Глава 10
Джентльмен не должен скрывать свои пристрастия, если речь идет о чувствах к юной леди.
Сэр Винсент Тибальт Валентайн.
Руководство для истинного джентльмена
Лоретта задохнулась от возмущения.
– Я не ослышалась? Ты только что назвал меня старой каргой?
– Ты и есть карга. Давай вали отсюда, доматывайся до кого-нибудь другого.
Длинные, неопределенного цвета волосы Фарли местами сбились в колтуны от грязи, ночной колпак, что Лоретта связала собственноручно и надела ему на голову, пока он спал, валялся на полу. Мятая ночная сорочка болталась на худеньком теле, как на вешалке. Темно-карие глаза, казавшиеся слишком большими для бледного узкого лица, смотрели зло, исподлобья. Никто и никогда Лоретту не называл старой каргой. Она не знала, как реагировать на столь неуважительное к себе отношение и на такую черную неблагодарность. Хотя скорее всего мальчик просто ничего не помнил, поскольку лежал без сознания и не видел, кто сидел у его постели, гладил по голове и менял компрессы, кто шептал ему ласковые слова и молился за него. Похоже, он не помнил, как в бреду бросался в ее объятия, прижимался к ней всем худеньким дрожащим телом и звал маму. Наверное, ему и в голову не приходило, что выжил он только благодаря неустанной заботе тех, кто приютил его в этом доме.
Но Лоретта не могла, как бы ей этого ни хотелось, считать его оскорбления бредом сумасшедшего: жара у него не было со вчерашнего дня, он по-прежнему был очень бледен и слаб, но уже в полном сознании. Говорил он хриплым срывающимся шепотом, и кашель не только не проходил, а только усилился.
И все же Лоретта теперь не сомневалась, что Фарли выкарабкается: характер у него бойцовский, воля к жизни и стойкость не могут не восхищать, но с самого начала он должен усвоить, что в обиду она себя не даст. Хамство следует пресечь, причем немедленно.
