К нам присоединились Бен и Айрис. Я взяла сестренку за ручки и закружила. Диджей прибавил звук. Бен вытащил на танцпол Мерьем, за ней подтянулись и остальные мамины подруги. Я заказала несколько антилюбовных песен, и диджей включил их одну за другой – “Bad Romance” Леди Гаги, “Grounds for Divorce” «Элбоу», “Tainted Love” «Софт селл». Джон после первого же трека положил этому конец, заменив «Элбоу» на классический джаз, но мы все равно танцевали.
Музыка лилась сквозь меня. Сил у меня было в избытке. Я дышала запахом духов, теплом наших двигавшихся тел. Субботний вечер, и ничто не может нас остановить.
– Касс тоже посмотрел, – между делом сообщила мне Керис и показала экран телефона. Она-то его расфрендила, а он ее, видимо, нет…
«Мой отец – козел. Передай Лекс, что мне ужасно жаль».
Подумаешь, жаль! Написал комментарий – и сиди себе дальше под пальмой.
– Попроси его поделиться роликом, – крикнула я.
К нам подошла мама. Я сразу догадалась, что ее прислал Джон. Уж больно неуверенно она двигалась.
– Вы не могли бы вести себя потише? – попросила она. – Что-то вы совсем разошлись.
Я помотала головой, притворившись, будто не слышу ее из-за музыки.
Мама подошла ближе.
– Ты очень громко кричишь. Может, отдохнешь уже?
Я схватила ее за руку, втянула в круг танцующих.
– Может, ты потанцуешь с нами?
Будь на нашей стороне. Вступай в нашу банду.
Мама смутилась, ей совсем не хотелось танцевать – видимо, она чувствовала, что Джон смотрит на нас с другого конца зала. Но мы ее окружили, ободряюще закричали, и вскоре она уже отплясывала вместе со всеми, потряхивая длинной юбкой, так что мелькали щиколотки. Айрис ей подражала, демонстрируя джинсы под платьем. Мы все – женщины и Бен – танцевали все быстрее и быстрее, вертелись и кружились, как фейерверки.
А за пределами зала, в какой-то электронной сети, люди делились друг с другом роликом, все видели, какой Джон на самом деле, и жизнь вот-вот должна была измениться.
Он перехватил меня, когда я подошла к столу, чтобы выпить воды.
– Сядь, – велел он.
Я сразу же машинально выполнила приказ.
Джон пододвинул себе стул, уселся напротив меня, спиной к залу. Подался ближе. От него пахло алкоголем.
– Я видел ссылку на ролик, который выложен на твоей странице на «Фейсбуке». Смонтировал его, я так понимаю, твой долговязый дружок, чтобы выставить меня в ложном и оскорбительном свете.
Я старалась не отводить глаз, не показывать страха.
– Ты знаешь, что это незаконно? – наседал Джон. – Слышала о таком понятии, как клевета?
Опять двадцать пять – эти его фокусы с дымом и зеркалами. Снова он пытается заставить меня усомниться в собственной правоте.
Джон впился в меня взглядом.
– Ты, видимо, плохо знаешь историю, ты же на уроках обычно не слушаешь. Погугли «Гитлерюгенд», почитай о том, как они предавали родителей, и спроси себя, почему ты такая подлая и мстительная девица.
Джон, как всегда, вывернул все наизнанку, так что я же и оказалась плохой.
– Как ты думаешь, что почувствует твоя мама, когда обо всем узнает? – не унимался он. – Как тебе кажется, ей ведь будет стыдно? Она ведь расстроится, что ты испортила ей праздник, несмотря на все обещания? А Айрис? Думаешь, она простит, что ты выставила ее истерику на всеобщее обозрение?
– Там же не видно, что это она.
– Думаешь, если вы размыли наши лица, то тебе удастся уйти от ответственности? – Он ткнул в меня пальцем. – Ты незаконно вмешалась в мои личные дела, попыталась нанести урон моей репутации, опубликовала видеоролик, в котором выставила меня в искаженном и оскорбительном свете. И если ты немедленно его не удалишь и публично не извинишься передо мной на «Фейсбуке», я обращусь к адвокату, и он заставит тебя это сделать.
Мне следовало догадаться, что все обернется именно так.
– Ты меня слышала? – спросил Джон. – Немедленно удали ролик.
– Я не умею.
– Тогда попроси своего долбаного сообщника это сделать. – Он откинулся на стуле и пронзил меня взглядом. – Как сделаешь, подойди ко мне и захвати с собой мать.
– Зачем?
– Делай, что сказано.
Я утащила Бена с танцпола и увела в сад. Было холодно, и на улице никого не было. Ночное небо точно испещряли булавки. Острые иголочки, белевшие в темноте.
– Ролик нужно убрать, – сообщила я.
Бен плюхнулся на пластмассовый стул.
– Что случилось? Он видел?
Я грустно кивнула.
– Говорит, что это незаконно.
– Фигня полная.
– И все равно придется его удалить.
Меня трясло. Наверное, Бен это почувствовал, потому что взял меня за руку.
– Мы не обязаны это делать.
– Тогда он обратится к адвокату.
– Мы тоже.
– Нам с ним не тягаться. У него и деньги, и власть, да и справедливость на его стороне.
– Но он же неправ, так? Он поступил дурно.
– Ну почему он увидел ролик раньше них? – Я оглянулась на Мерьем и остальных: они по-прежнему танцевали.
– Они уже видели.
– Тогда почему ничего не сделали?
– Мама обещала на днях поговорить с твоей мамой.
– Только-то? И больше ничего? Ты же сам слышал, твоя мама обещала не бросать нас. Что толку в словах?
Бен нахмурился.
– Этот ролик позволил тебе выразить мнение. Запись никуда не денется, и ты ничего не забудешь. Ты ведь этого и хотела, разве не так? Он привлечет внимание, стимулирует обсуждение. Но не изменит жизнь в мгновение ока.
Ну, разумеется. Мало ли родителей срывается на детях. Свадьба вообще стресс: хуже только похороны или увольнение. Тем более что Джон ведь не ударил Айрис. Только выругался. Обычно он очень любезен, а неудачные дни бывают у всех.
– Удали ролик.
– Мы не обязаны этого делать.
Ничего не изменится, пусть даже его посмотрит миллион человек и тысячи оставят комментарии. Нам с мамой и Айрис все равно придется с ним жить. И чем больше лайков и комментариев соберет ролик, чем больше народу им поделится – тем сильнее мы пострадаем.
– Пожалуйста, Бен. Будет только хуже.
Бен включил телефон.
– Как же он над тобой измывается.
Когда я вернулась в зал, мама еще танцевала. Выглядела она великолепно, несмотря на то, что прическа растрепалась. Джон с каменным лицом сидел за столом. Я увела маму с танцпола к нему, точно навстречу судьбе.
