Да, пока не его. Но после свадьбы стану его.
Я обняла Айрис.
– И как только у тебя получается всех очаровать? – спросила я.
– Я им улыбаюсь.
– Ты не устаешь улыбаться? Челюсть же заболит!
– Чтобы хмуриться, требуется больше мышц, – сердито бросила сестра.
Я рассмеялась. А за мной и Айрис.
Мы раздали два подноса закусок и почти закончили третий, когда увидели Мерьем. Айрис бросилась к ней и обняла. Мерьем протянула ко мне руки.
– Лекси, сто лет тебя не видела.
Из-за подноса я толком не могла ее обнять, поэтому просто подалась к ней, и Мерьем погладила меня по спине.
– Ну как ты? – спросила она.
– Нормально. – Я пожала плечами.
– Она не любит чужих, – пояснила Айрис. – А еще она думает, что от улыбок заболит челюсть.
Мерьем рассмеялась.
– Бедняга Лекс. Трудно улыбаться незнакомцам, да еще таким расфуфыренным. Ты представь, как они сидят на унитазе: у меня всегда срабатывает.
Айрис так расхохоталась, что на нас стали оборачиваться. Мне было приятно, что со стороны это выглядело так, словно нам веселее, чем им. Я рассказала Мерьем, что сперва хотела надеть красное платье, но Джон его забраковал.
– Оно клевое, – сказала я. – Куда круче этого.
Мерьем погладила меня по руке и заверила, что ни одно платье не спрячет мою юную красоту.
Мы поболтали о том, как неожиданно, что Джон после стольких лет все-таки позвал маму замуж. Я предположила, что он сделал это в пику маме Касса, которая отказалась давать ему развод, а Айрис ответила, что, наверное, бывшая его до сих пор любит, а я сказала: нет, просто она стерва, и мы снова рассмеялись.
– О, а вот и знакомые, – наконец бросила Мерьем. – Не возражаете, девочки, если я отойду поболтать?
Айрис озорно улыбнулась.
– Чур я первая. – И ускакала прочь, потряхивая крылышками. Мы с Мерьем проводили ее глазами. Без нее как-то сразу стало пусто.
– Если хочешь, пойдем со мной, – предложила Мерьем.
Я поняла, что она просто меня пожалела.
– Нет, мне сперва надо раздать закуски. – Я указала на поднос.
– Давай я позову Бена, он тебе поможет. Вон он там, у бара.
Бен открывал бутылку пива. Мы с ним ровесники, почему это ему можно пить пиво, а мне нельзя? И одет он был кое-как – джинсы да балахон с капюшоном.
– Иди поздоровайся. – Мерьем толкнула меня локтем.
– Непременно, только сперва раздам канапе.
Мерьем погладила меня по спине и ушла к приятелям. Я сделала очередной круг по саду, стараясь держаться спокойно и дружелюбно, как Айрис.
– Кростини? Тарталетку?
Мама с Джоном о чем-то беседовали у ограды, я подошла и протянула им поднос.
– Не хотите волованчик?
Мама улыбнулась мимолетно.
– Потом, Лекс, не сейчас.
– Что случилось?
– Ничего, милая, все в порядке.
Но Джон хмурился, мама держалась напряженно: что-то явно стряслось.
– Это же вечеринка, – сказал ей Джон. – Значит, мне позволено общаться с гостями, разве не так?
– Общайся на здоровье, кто тебе запрещает. Я вообще не это имела в виду.
Я взяла с подноса кусочек огурца и сунула в рот. Выглядел-то он ничего себе, а вот на вкус оказался гаже некуда: водянистый, с душком из холодильника.
Джон потер лицо ладонью, словно устал; мама глубоко вздохнула: наверное, стало стыдно за то, что наговорила.
– Ладно, забудь.
– Поздно.
Я взяла еще одну дольку огурца и шумно ее сжевала.
Джон удивленно уставился на меня.
– Ты чего?
Я улыбнулась.
– Ничего.
– Ты же должна людей угощать, а ты сама ешь.
– Подумаешь, взяла огурчик.
– То есть, по-твоему, это не считается?
– В нем ноль калорий.
– Я говорю о том, что ты все съела и никому ничего не оставила.
Я взяла с подноса волован и откусила кусок, не сводя глаз с Джона.
– И ты ей ничего не скажешь? – спросил он маму. – Между прочим, это ты предложила, чтобы она помогала, а она все сожрала.
Мама ласково ему улыбнулась.
– Я с ней поговорю. А ты иди к гостям.
Джон фыркнул: мол, я и сам давно хотел.
– Ну что, через десять минут я скажу тост? – произнес он уже мягче.
– Конечно, – ответила мама.
Он чмокнул ее в щеку.
– Я тебя люблю. Помни об этом.
Мы проводили его взглядом.
Я думала, что мама задаст мне взбучку из-за канапе, но она заметила ожерелье и нахмурилась.
– Я же тебя просила!
Я погладила цепочку.
– Я не потеряю. Не парься.
– Неужели тебе наплевать на все мои просьбы?
– Я буду аккуратна. Оно придает мне смелости.
Мама покачала головой.
– Ты ведь обещала, что сегодня будешь вести себя хорошо.
Она так грустно на меня посмотрела, что я не выдержала:
– Ладно-ладно, сниму.
– Ну не здесь же. Сперва раздай канапе. Я сейчас принесу горячее. Как только закончишь, бегом наверх и положи ожерелье на место.
Я еще раз быстро обошла лужайку, раздала бо́льшую часть оставшихся закусок, напоследок подошла с почти пустым подносом к паре, которая стояла возле уличного обогревателя. Он седой и явно небедный, она красивая, намного его моложе.
– Креветку в кляре? – Я постаралась улыбнуться как можно ослепительнее.
Женщина вежливо покачала головой.
– Нет, спасибо.
Мужчина оглядел меня с головы до ног.
– Не могли бы вы принести мне еще бокал шабли?
Удерживая поднос одной рукой, второй я засунула в рот кростини.
Пара удивленно уставилась на меня.
– Я не официантка, – ответила я. – Я старшая дочь.
И в доказательство понесла в рот волован, но он сломался у меня в руке, и половина пирожка шлепнулась на ногу женщине. Та ойкнула.
– Блин, – сказала я. – Прошу прощения.
К нам тут же подскочил Джон.
– Что случилось?
– Ничего страшного, – отмахнулась женщина. – Пустяки.
– Прямо вам на ногу! Ну Александра, руки-крюки…
