– Кофе очень вкусный, попробуй, – предложила девочка.
Он откинулся в кресле.
– Ты пытаешься меня задобрить, чтобы я не сказал маме, что ты всю ночь где-то шлялась?
– Я пытаюсь показать, как ценю все, что ты для нас делаешь.
Он покачал головой, словно девочка в очередной раз выставила себя дурой. Она прочла его мысли: он решил, что ему удалось ее запугать, и теперь она всегда будет его слушаться. Пусть думает что хочет, лишь бы выпил отраву. Она учтиво, точно заправская официантка, пододвинула к нему кофе на картонном подстаканнике.
– Со мной трудно, прости меня, пожалуйста.
Колдун подозрительно уставился на чашку.
– Что это?
– Ирландский кофе. С виски и взбитыми сливками.
Он наклонился, понюхал.
– Ты уверена, что там больше ничего нет?
– Да что там еще может быть-то?
– Пахнет странно.
Когда Белоснежка заподозрила неладное, ведьма съела половину яблока.
– Дай-ка. – Девочка пододвинула кофе к себе.
– Угощайся.
Она взяла чашку, вдохнула запах сахара и опавших листьев. Пригубила сливки. Они ведь ее не убьют. Колдун пристально смотрел на нее, и глаза у него были того же цвета, что и у сына.
Ах да, сын колдуна…
Вот где таилось ее слабое место. Девочка годами терпела колдуна, потому что он привел с собой своего прекрасного сына. И она была готова мириться с любыми ужасами, лишь бы быть с ним рядом. Но теперь сын уехал, а ей остались лишь ужасы.
– Когда твоя мама вернется, все будет иначе, – сказал колдун.
Девочка отхлебнула еще глоточек.
– Что именно?
– Увидишь.
Она пододвинула чашку к нему.
– Нормальный кофе.
– Думаешь, ей понравятся подарки?
– Обязательно. Ты такой умный. Ей с тобой очень повезло.
Он кивнул и обхватил чашку обеими руками.
Эти руки ерошили волосы мальчика, которого она любила.
Эти руки укачивали ее сестру.
Эти руки ласкали ее мать, доставляя наивысшее наслаждение.
Дедушка предупреждал не трогать лесные грибы. Один его приятель умер, по ошибке наевшись ядовитых грибов. У него начались колики и тошнота. Потом горло опухло, поднялась температура, во рту появился солоноватый привкус, и его начало рвать кровью. А потом отказала печень, он впал в кому и умер. «От них не существует противоядия, – сказал дед. – Даже если попадешь в больницу, врачи ничем тебе не помогут».
Девочка смотрела, как колдун несет чашку ко рту. Из этого рта вылетали слова гордости за сына, этими губами он целовал ее мать, плевался малиной в ее младшую сестру, а та визжала от смеха.
Сколько он будет умирать?
Девочка взглянула на часы. Застанут ли мать и сестра его в живых? Поедут ли они через тоннель Блэкуолл под Темзой? Она представила, как сестра по привычке затаит дыхание и постарается не дышать до самого конца тоннеля. Они с мамой кажутся такими хрупкими под всей этой толщей воды. Девочка представила чернильную холодную реку над их головами.
– Не пей, – бросила она.
– Что? – колдун поднял на нее глаза.
– Я не могу пожертвовать любовью.
– Ты о чем?
– Я слишком многих люблю. И не могу от них отказаться. Я не так жестока, как ты.
– Не хами, – огрызнулся колдун.
Девочка схватила отравленный кофе и вышвырнула чашку в окно.
Ее трясло от страха. Она едва не превратилась в него – человека без сердца, который не умеет любить. В человека, чьи глаза видят лишь собственное отражение, кому и в голову не придет поставить себя на место другого.
Она выбежала из комнаты. Колдун что-то кричал ей вслед, но она вылетела из квартиры и ринулась вниз по лестнице, прочь из дома.
25
Бен рассмеялся, когда я призналась, что пыталась убить Джона.
– Ну да, конечно.
– Нет, правда, я сделала ему отравленный кофе.
Бен посмотрел на меня с таким ужасом, что у меня зачесалась голова. Я устремила на него долгий взгляд. «Пожалуйста, не бойся меня», – мысленно взмолилась я.
– Но ведь он его не выпил? – наконец уточнил Бен.
– Я подумала, что Айрис будет горевать.
– То есть, нет. – Он подвинулся, чтобы дать мне пройти. – Заходи.
Бен провел меня через кухню. На стене весело тикали часы, в окна лился маслянисто-желтый цвет.
– У вас прямо как в церкви, – заметила я.
– Это еще почему?
– Тихо и мирно, как в рождественской сказке.
– Ты что, под кайфом? – спросил Бен.
Я обернулась и улыбнулась. Не так-то просто было заставить себя улыбнуться, но я не хотела, чтобы он меня выгнал. Куда мне идти?
– Нет, правда, вид у тебя дикий. – Бен впился в меня взглядом.
Я улыбнулась его красивым рыжим волосам, блестящим, точно каштаны, его веснушкам, словно нарисованным карандашом, и рассказала, что провела ночь на кладбище, просила помощи у мертвых, они подсказали, как убить Джона, я набрала ядовитых грибов и добавила ему в кофе, а в целом все в порядке.
– Лекс, блин, ты серьезно?
Было приятно, что он так обо мне беспокоится. От его заботы пробирала сладкая дрожь.
– Я не уверена, что набрала нужных грибов. Многие виды навозников вполне съедобны. Как думаешь, это послужит мне оправданием, когда меня арестуют?
– Да никто тебя не арестует. Ты же сама сказала, что Джон не выпил кофе. Он, поди, вообще ничего не заподозрил.
– Я выбросила чашку в окно. Что само по себе очень подозрительно.
– Но это еще не значит, что ты убийца. – Он взглянул на меня с любопытством. – Ты всю ночь была на кладбище? И никто тебя не хватился?
– Мама же в Брайтоне, забыл?
Он раздраженно вздохнул.
– Но как же Джон тебя отпустил?
– А он и не отпускал. Я ему вообще ничего не сказала. Сбежала, и все. Так что, если его спросить, знает ли он, где я, он ответил бы, что не знает и очень за меня тревожится. Вранье, разумеется.
Я села на диван, откинулась на подушки. На потолке плясали странные тени – одна походила на рожицу, другая – на птицу. Потом у рожицы выросли рога, птица съежилась, и я зажмурила глаза.
Бен уселся рядом со мной.
– Он отдал тебе телефон? Хочешь, я попрошу маму, чтобы позвонила твоей маме?
– Это еще зачем? Чтобы я поскорее ушла?
