– Через две недели все будет законно.
– Да какая разница. Все равно я живу в общаге. И комната на одного.
– Я могу тайно пожить у тебя, пока что-нибудь не подыщу.
– Не получится: тебя найдут через пять минут, в общаге вечно кто-то крутится.
– Если кто-то придет, я спрячусь в шкаф.
– Лекс, это дурацкий план, – медленно сказал Касс.
– Хотя бы обещай, что подумаешь.
Мы замолчали. Я разглядывала зубчатую линию крыш, дерево, прорезающее небо, гладила холодные металлические ступени.
– Керис это вряд ли понравится, – наконец заметила я.
Сама не знаю, к чему я ее упомянула. Может, потому что она просила меня поговорить о ней с Кассом и придется дать ей какой-то ответ. Или хотела проверить, остались ли у него какие-то чувства к ней.
– Керис уедет в Бристоль учиться на юриста и забудет меня.
– Если поступит.
– Поступит.
– А ты вернешься в Манчестер и забудешь обо мне.
– Не забуду.
С его-то твердокаменным сердцем.
– Ты говорил с отцом про доктора? Можешь хоть как-то этому помешать? Ведь ты же для этого приехал?
– Я попросил его не давить на тебя.
– И что он сказал?
– Что постарается.
– А, ну тогда все в порядке, спасибо тебе огромное.
– Я сделал, что мог. Я не отрицаю, что он вечно старается всех контролировать.
– А если он скажет доктору, что я чокнутая? Если они упекут меня в психушку?
– Времена королевы Виктории давно прошли.
– Он заставил меня подписать договор. Каждый вечер перед сном отбирает у меня телефон и прячет в сейф. Якобы для того, чтобы я выспалась хорошенько.
– Может, оно и на пользу.
– Каждое утро расспрашивает меня о моих планах, хочет знать все до мельчайших подробностей.
– Он просто хочет, чтобы ты занималась, готовилась к экзаменам.
– Почему ты его защищаешь? – Я схватила его бокал и осушила двумя глотками. – Я сегодня ходила к Мерьем, она тоже отказалась мне помочь.
– Зря ты это сделала.
– Почему? Разве для кого-то секрет, что твой папаша меня ненавидит? Когда Айрис упала с дерева, он назвал меня чудовищем, ты знал об этом? Он считает, что дедушка умер по моей вине!
– Ты злишься на него, но ведь страдаешь не только ты. Твоей маме тоже достается.
– Вот именно! Разве это нормально?
Касс вздохнул, и я поняла, что раздражаю его. Вот Керис наверняка никогда не действует ему на нервы, не повышает голоса, не перечит и не просит невозможного.
– Ты не хочешь, чтобы я жила с тобой, потому что у меня скверный характер?
– Нет, – улыбнулся он.
– Потому что я страшная?
– Тоже нет.
На лестнице стояло какое-то растение в горшке; я сорвала пушистый бурый лист.
– Закрой глаза, – сказала я, взяла руку Касса, вытянула к себе и пощекотала листиком запястье. – Только чур не подглядывать.
В детстве мы сто раз играли в эту игру – листьями, перышками, пальцами, языками. Нужно сказать «стоп», когда тебе пощекочут сгиб локтя.
Раньше Касс перехватил бы мою ладонь, повалил меня и уселся сверху. Одной рукой держал бы мои руки за запястья над головой, а другой принялся бы щекотать меня, точно паучок, пока я не запрошу пощады.
Но сегодня вечером он позволил мне мучительно медленно подняться по руке до самого плеча. Я даже решила, что он уснул, но когда пощекотала листиком его шею, Касс открыл глаза.
– Помнишь, как мы в детстве в это играли? – спросил он.
«Помню», – подумала я. Еще как помню.
– Сейчас, наверное, лучше не надо, – добавил Касс.
Это уже не игра, поняла я.
– В основном потому, что я выпил три четверти бутылки вина. Ну и еще потому, что одно потянет за собой другое, а отец наверху.
– Одно потянет за собой другое? – Я улыбнулась.
Я не шевелилась. Мы сидели слишком близко. Я слышала, как глухо стучат наши сердца.
– Больше не надо так делать, Лекс, – предупредил меня Касс.
– Почему?
Я придвинулась к нему. Впилась в него взглядом. Я чувствовала, как его теплое дыхание мешается с моим. Если мы снова поцелуемся, он позволит мне поселиться с ним в Манчестере.
– Отдай. – Он отобрал у меня листик и бросил на землю. Тот падал, кружась, точно частичка пепла. – А теперь дай мне руку. – Он переплел свои пальцы с моими. – Ты мне как сестра.
– Чушь собачья.
Для чего нужен старший брат? Чтобы ходить с ним в школу. Чтобы присматривать за тобой на переменах. Дразнить, если ты влюбишься в кого-нибудь из его дружков. Обсуждать родительские заскоки. Одна моя одноклассница ходит с братом в походы. Они вместе готовят. У них общие друзья. Брат обещал взять ее с собой в паб, когда ей исполнится восемнадцать.
Старший брат нужен, чтобы есть с ним мороженое. Он помогает делать уроки. Если скажешь, что тебе страшно, он пообещает тебе помочь. Старший брат не прижимается ногой к твоей ноге и не говорит: «Я не отрицаю, что мне понравился наш поцелуй – все было в кайф».
Я вырвала у него свою ладонь и встала.
– Что ты делаешь? – крикнула я. – За что ты так со мной?
– Успокойся, – попросил Касс. – Ничего я не делаю.
– Делаешь. Ты делаешь вот что. – Я обвела рукой себя, его, сад, квартиры. – Все это твоих рук дело.
– Может, вернемся домой? – предложил Касс.
– Зачем? По-твоему, я психую?
– Есть немного, – улыбнулся он.
– Ну конечно, я психую. У меня же синдром, забыл?
– Не надо, – возразил Касс. – Не говори так. Ладно тебе, Лекс, чего ты? – Он потянул меня за шнурок кроссовка. – Чего ты хочешь? Скажи мне. Хочешь, заберемся на наше дерево?
Наше дерево? Он на него несколько лет не лазил.
– Возвращайся к себе в Манчестер, Касс. Живи своей жизнью, а мне дай жить моей. Больше я ничего не хочу.
Остаток вечера я его игнорировала и общалась только с Айрис. Читала, рисовала с ней, качала на коленках, учила нанизывать на нитку дынные косточки.
Мама мыла холодильник. Натянула желтые резиновые перчатки, как домохозяйка из пятидесятых, и мурлыкала себе под нос популярные песенки. Касс с Джоном смотрели на диване футбол на ноутбуке Джона, чокались каждый раз, когда подливали себе пива, и обсуждали учебу Касса.
Джон был счастлив, что сын учится на архитектора. Он от этого кайфовал, словно Касс в будущем превратится в его точную копию. Джон хлебал вино, расспрашивал сына о домашних и курсовых работах, о планах на лето. Не хочет ли Касс съездить на практику в Европу? Джон поможет, у него есть кое-какие связи.
