Они долго говорили о настоящем и будущем, но только не о прошлом. Однако вскоре Джоэл произнес:
– Мы со Стеллой считаем, что ты знаешь гораздо больше, чем когда-либо нам рассказывала.
– О чем?
– О Пите и Декстере, о маме. О том, что произошло. Ведь так, тетя Флорри?
– Какое это теперь имеет значение? Все мертвы.
– Перед казнью ты приходила в камеру к отцу. О чем вы говорили?
– Нам обязательно об этом вспоминать? Это был самый жуткий вечер в моей жизни.
– Типично семейный ответ, тетя Флорри. Выслушать вопрос и увильнуть, ничего не сказав. Где вы с отцом научились этому искусству?
– Не надо меня обижать, Джоэл!
– Я не обижаю. Ты только ответь мне на вопрос.
– Что ты хочешь знать?
– Почему отец убил Декстера?
– Он не открыл мне причины, хотя, поверь, я на него сильно нажимала. Пит был упрямым человеком.
– Давай серьезно. Я понимаю так: мать завела с Декстером интрижку, а отец, вернувшись с войны, каким-то образом узнал об этом. Он потребовал объяснений от матери, и она, преисполненная стыда и вины, открылась. Тогда отец удалил ее из дома. Уилбэнксы убедили судью Рамболда, что Лизе требуется отдых где-нибудь вдали, и отец отвез ее в Уитфилд. Он так и не принял факта, что жена была ему неверна, особенно после кошмара, который ему пришлось пережить на войне. Только подумай, тетя Флорри: отец чуть не умер от голода, его мучила малярия и дизентерия, его пытали и унижали, потом он сражался в джунглях, а мать дома спала со священником. Это его совершенно взбесило, и он убил Декстера Белла. Что-то перемкнуло в мозгу. Твой ответ, тетя Флорри?
– Полагаешь, твой отец съехал с катушек?
– Да. А ты нет?
– Нет. Я думаю, Пит точно знал, что делает. С головой у него было все в порядке. Остальное, что ты сказал, куда ни шло, но Пит мыслил совершенно ясно.
– И ничего тебе не сказал?
Флорри тяжело вздохнула и посмотрела в окно:
– Ни слова.
Джоэл не сомневался, что она лжет.
В Новом Орлеане не было снега. Температура за пятьдесят, воздух ясный и свежий. Мисс Твила встретила их крепкими объятиями и приветствиями, налила выпить, а ее горничная принесла из машины вещи. Флорри привезла так много наспех упакованного багажа, что хватило бы на целый год. Джоэл заикнулся, что снимет номер в отеле «Монтелеоне» на Ройал-стрит, но Твила и слушать не хотела. В ее изящном доме было достаточно спален, и ей требовалось общество. Они сидели во дворе у старого фонтана, где вода стекала с цементного тигра, и говорили о разных пустяках. Когда Флорри извинилась и на минуту вышла, Твила прошептала Джоэлу:
[12]
– Ужасно выглядит.
– Ей пришлось несладко, – ответил он. – Она винит себя в смерти моей матери.
– Очень тебе сочувствую, Джоэл. Флорри помещали в больницу?
– На несколько дней. С болями за грудиной. Я о ней очень беспокоюсь.
– Побледнела, похудела.
– Думаю, ей нужно поесть гумбо, джамбалайю и устрицы, оставляю ее на ваше попечение. Подкормите.
[13]
[14]
– Устроим. И у нас здесь лучшие врачи. С первого взгляда сразу заметно: в ней не самые многообещающие гены.
– Спасибо. Вы правы: у нас склонность умирать молодыми.
– А как очаровательная Стелла?
– С ней все в порядке. Не хочет возвращаться так скоро и осталась в Вашингтоне. Ей тоже досталось.
– Еще бы. Вам бы, ребята, чуточку удачи!
Вернулась Флорри, ее свободное платье стелилось за ней. В большом городе с Твилой ей сразу стало лучше. Они сидели за старым деревянным столом, который, как предполагалось, привезли с какой-то фермы во Франции, пили вино и ели устрицы, принесенные на блюде служанкой.
Говорили и смеялись допоздна, и снова округ Форд остался далеко, где-то в ином мире.
На следующее утро, проспав допоздна, Джоэл вышел из спальни с больной головой и пересохшим ртом. Нашел воду, утолил жажду и отчаянно захотел кофе. Горничная показала ему, как выйти на улицу, и он шагнул в солнечный день во Французском квартале. Обрел устойчивость, выровнял шаг и направился в сторону Джексон-сквер к своему любимому маленькому кафе, где варили крепкий кофе наполовину с цикорием. Выпил чашку, заказал вторую и пошел через Декейтор и Французский рынок по лестнице на набережную. Это место ему нравилось больше всего в городе. Джоэл мог стоять тут часами, любуясь проходящими по реке судами.
Дома, в отцовской библиотеке, был фотоальбом Нового Орлеана. На снимке восьмидесятых годов XIX века изображались стоявшие борт к борту в порту пароходы с грузом хлопка с ферм Арканзаса, Миссисипи и Луизианы. В детстве, когда Джоэл постоянно о чем-нибудь мечтал, он убедил себя, что на одном из них есть хлопок и с фермы Бэннингов, и его из Нового Орлеана повезут куда-нибудь за границу. Такому хорошему хлопку подвластен весь мир. И благодаря ему получили работу и люди в порту, и на судах.
В то время в доках царил шум и толкотня – с верховьев приходили караваны пароходов, и сотни стивидоров спешили их разгрузить. Теперь картина изменилась. На реке было по-прежнему много судов, и шли в основном низкие баржи с зерном и углем. Вдали виднелись отдыхающие от сражений военные корабли.
Джоэл залюбовался рекой и гадал, куда направляется каждое судно. Одни плыли дальше, на юг, к Мексиканскому заливу, другие шли обратно. У Джоэла не было желания возвращаться домой. Дом означал последний скучный семестр на юридическом факультете, встречи с адвокатами и судьями и попытки ликвидировать утраченную отцовскую собственность. Он означал прощание с землей, Эймосом и Ниневой и со всеми, кого он знал всю жизнь.
Три дня Джоэл бродил по Новому Орлеану, когда же ему это надоело, обнял Флорри и покинул город. Тетя прекрасно устроилась у подруги и приходила в себя.
Джоэл поехал в Билокси и ввалился в контору к отцу Мэри-Энн. Извинился за вторжение и объяснил: он не хотел, чтобы Мэри-Энн знала, что он в городе, а иначе не получалось. И с ходу попросил у мистера Малуфа руки его дочери. Ошарашенному отцу не оставалось ничего иного, как ответить согласием.
Вечером Джоэл поужинал с будущей невестой, а затем переночевал в гостиной на диване.
Глава 49
1959 год, как и ожидалось, начался невесело. 26 января в переговорной Уилбэнксов собрались договаривающиеся стороны. Джон и Джоэл сидели напротив Берча Дэнлопа и Эррола Маклиша. Во главе стола обосновался председатель суда Шенолт, на сей раз без мантии.
