Он вздохнул. У меня от всей этой информации голова шла кругом. Но одного я все же никак не мог взять в толк: что они собираются сделать с Одеттой? Ведь она тут совершенно ни при чем!
– Фред, мне бы поговорить с кем-нибудь, кто знает подробности всей этой истории… только поговорить, есть никого не буду, обещаю!
– Но что это тебе даст? Вернуть Одетту все равно не получится.
– Может, и получится. Я уверен, эта кошачье-мышиная междоусобица – ключ к исчезновению Одетты. Тот, кто ее похитил, хочет чего-то добиться от кошек. И мне нужно выяснить, чего именно. Они наверняка освободят Одетту, если получат желаемое.
Фред кивнул:
– Может, ты и прав. Но помочь я тебе все равно не смогу. Если пойдет слух, что я помог кошке, – мне конец. Извини! Сейчас выведу тебя отсюда – и побегу обратно к семье.
Конееечно. Он-то вернется к семье. А что станет с моей семьей, ему наплевать. Весь остаток пути до выхода из канализации мы проделали в тишине. Выбравшись наружу, мы некоторое время молча постояли друг напротив друга.
– Что ж… э-э… ни пуха тебе. Мне пора, – выкрутился из неприятной ситуации Фред и, развернувшись, мгновенно скрылся в темноте. А несчастный кот остался наедине со своим горем.
– Уинстон, где ты был? Я повсюду тебя искала! И мышка тоже куда-то пропала!
Вид у Киры, когда она обнаружила меня у входа в дом, был очень озабоченный. Я не стал даже пытаться что-то ей объяснить. Толку все равно никакого. Вместо этого я вслед за ней поплелся в дом, привлеченный громкой музыкой. Музыка доносилась из сада, расположенного за тем самым залом, где Симона некоторое время назад обвенчала Вернера с Анной. Створки дверей были настежь распахнуты, так что в сад можно было попасть прямо из комнаты. И вдруг я заметил незнакомого человека с какой-то штуковиной, отдаленно напоминавшей пианино из нашей гамбургской гостиной: тут тоже были черные и белые клавиши, но размером штуковина была значительно меньше пианино и к тому же стояла на чем-то вроде гладильной доски. Интересно!
Незнакомец от души жал на клавиши и довольно громко пел, а некоторые из гостей начали танцевать. Вернер сжимал Анну в объятиях, они кружились в такт мелодии и выглядели абсолютно счастливыми. Бабушка с Балотелли тоже двигались довольно элегантно – вела в танце, разумеется, она.
Присев на краю газона, я наблюдал за весельем пестрой толпы. От вида счастливых пар на сердце стало еще тяжелее. Увижу ли я когда-нибудь вновь мою любимую Одетту?
– Хэй, Уинстон, привет, вот ты где, наконец-то! – рядом со мной внезапно возникла О’Нелли. – Ты нашел Одетту? Как у нее дела?
Я горестно покачал головой:
– Нет, ни следа.
– Oh dear! Боже мой! – проблеяла О’Нелли. – Это ужасно!
– Да, ужасно. Хотя я не совсем правильно выразился. Кое-какие следы я все же нашел. Во всяком случае, теперь я приблизительно знаю, кто может за всем этим стоять. И это не охотник.
– Нет?! – вытаращила глаза коза. – Но кто же тогда?
Я набрал побольше воздуха в легкие и понизил голос до шепота:
– Это мыши.
– Что?!
– Это мыши, – повторил я. Ответом мне стало недоверчивое блеяние:
– Мыши?! Такие серо-коричневые зверьки, раз в двадцать мельче твоей Одетты? Ты про этих мышей?
– Именно про них. Я думаю, что они похитили Одетту, чтобы отстоять свою территорию – зерновой амбар.
О’Нелли смотрела на меня недоверчиво:
– Уинстон, а пока ты искал Одетту, тебе, случайно, не падало на голову что-нибудь тяжелое? Или, может, ты понемногу сходишь с ума от тревоги за нее?
Я возмущенно фыркнул в усы:
– Ничего подобного, дорогуша! Но в этой проклятой усадьбе я заглянул буквально под каждый камень. И узнал много такого, о чем даже не стану рассказывать – все равно не поверишь. Скажу лишь, что тут творится что-то неладное, и в этом замешаны дворовые мыши. Впрочем, и дворовые кошки тоже. И сейчас мне нужна помощь, чтобы попытаться проверить и тех и других. Как ты, О’Нелли? Поможешь мне?
Коза помедлила с ответом.
– Я бы с радостью – но ведь нам скоро выступать, а мой номер, вне всяких сомнений, гвоздь программы! Танец на канате! Ты ни в коем случае не должен его пропустить.
Ушам своим не верю! Я поглощен поисками Одетты, а эта старая коза пытается втюхать мне какой-то дурацкий цирковой номер?! Уму непостижимо!
– Ты, видимо, недопоняла, – сухо ответил я. – На кону жизнь Одетты, и твои пляски на канате меня сейчас совершенно не интересуют.
О’Нелли, покачивая хвостом, взирала на меня в недоумении:
– Одетту ведь можно поискать и потом.
Я уже собирался высказать глупой козе все, что о ней думаю, прямо в глаза, но тут появился синьор Балотелли. Он взволнованно размахивал руками и звал О’Нелли – очевидно, ей пора было выходить на сцену.
– Андиамо, андиамо, идем скорее! Декорации готовы, и гости ждать меравильёза шоу, восхитительное представление!
Но О’Нелли не спешила бежать на его зов, и тут взгляд директора цирка упал на меня:
– А, Уинстон, мольто бене, очень хорошо! Кочешь участвовать в шоу, как в старый времена? Мы ведь были отличной команда, помнишь?
Забудешь такое! Мне поневоле пришлось выступать в шоу Балотелли в луна-парке, потому что он принял меня за циркового кота Бартоломео. Команда, как же – меня заставили выйти на арену шантажом! А вдобавок ко всему, прыгая через горящий обруч, я подпалил себе кончик хвоста! Впрочем, работая под прикрытием, мне удалось провести блестящее расследование и вывести на чистую воду шайку воров-карманников, орудовавших в луна-парке. Но что было, то было, с тех пор уже много воды утекло, и возвращаться в шоу-бизнес здесь и сейчас у меня не было ни малейшего желания.
Я выгнул спину дугой в знак отказа и даже уже направился к выходу, но Балотелли, напрочь проигнорировав мои сигналы, сгреб меня в охапку, посадил на спину к О’Нелли и шлепнул козу по крупу. Та, испугавшись, рванула вперед, и в следующий момент мы уже стояли посреди газона, окруженные публикой, которая тут же начала аплодировать. Анна с Вернером вышли вперед, Вернер погладил меня по голове:
– Уинстон, дружище! Так ты тоже подготовил номер к нашей свадьбе – я очень, очень тронут!
Анна кивнула и заулыбалась – очевидно, они оба радостно предвкушали мое выступление.
Вот же черт! Как же мне теперь отвертеться от этого номера? Из-за того что никто не помогал мне искать Одетту, на душе и так было гадко – а теперь, вдобавок ко всему, придется разочаровать Вернера в день свадьбы? Этого мое сердце уже не вынесет.
– Ладно, О’Нелли, – прошептал я на ухо козе. – Я поучаствую в одном номере, но потом сразу же уйду. Просто скажи мне, что нужно делать.
