– У меня тоже… – напомнил Спиря.
– …Я их суну в щель, а вы лезьте в будку. Идет? Но только добро делим так: половину мне, а остальное как хотите.
– Да куда ж мы с золотом-то? – хихикал Спиря.
– Идет! – коротко ответил Костя.
* * *
Они подобрались к дзоту, как договаривались, с разных сторон. Спиря встал во весь рост, прижимаясь спиной к перекошенной разрывами стене рядом с входом. Костя залег за кучей обгорелых бревен прямо напротив него. Костю терзали сомнения. Он помнил, как долбили по дзоту снаряды, как подпрыгивала злополучная бетонная будка. Невозможно и вообразить, что после такого обстрела внутри мог остаться хоть один человек, способный вести огонь из пулемета. Может, мертвецы восстали? Костя на всякий случай перекрестился. Он рассматривал цементную будку. Дзот перекосило. В то место, где полагалось бы быть входу, взрывами навалило гору земли, перемешанной с битым кирпичом. Открытым оставался лишь узкий лаз. Костя был уверен, что сможет пролезть, а Спиря – никак. Слишком уж широкие у сибиряка плечи, не успел еще отощать на фронтовом пайке. Костя как зачарованный смотрел в черную дыру лаза, но не мог различить ничего. Спиря замер, словно изваяние. Дзот молчал.
Где же отважный золотоискатель? Где Телячье Ухо? Собрал у них гранаты, собрался в щель амбразуры совать – и нет его, пропал. Костя положил перед собой карабин и вытащил из-под ремня саперную лопатку. Казалось, время застыло. Внезапно внутренность дзота озарилась яркой вспышкой. Внутри что-то глухо ухнуло, потом застрекотало – в стены дзота ударили осколки.
– Держи лаз на прицеле! – прошептал Костя, стягивая ватник.
В нос ударила отвратительная вонь, и Костя с полминуты приходил в себя, стараясь не отпустить помутившийся рассудок в небытие. Он ухнулся животом во что-то липкое, влажно растекающееся, пахнущее кровью и калом. Костя полз на четвереньках в кромешной темноте. В коленки больно впивались стреляные гильзы. У дзота не было ни пола, ни углов, пространство его казалось бесконечным, будто преисподняя. Но там, в зловонной глубине, еще жил человек. Обезумевший от страха и злобы, готовый сражаться враг. Костя сел на корточки с саперной лопаткой наготове. Справа от него в узкую прорезь амбразуры вливалась ночь, там, под бетонным боком дзота, копошился Телячье Ухо. Костя чуял, как старый вор заглядывает в амбразуру, силясь рассмотреть его во мраке.
«Только б у него кончились гранаты. Только б не надумал сунуть еще одну», – думал Костя, стараясь точно угадать место расположения врага.
– Ты там, Длинный? – послышалось из амбразуры.
– И не один! – ответил Костя.
Он метнулся к задней стенке дзота. Там, заслышав их голоса, шевельнулась смутная тень. Костя наносил удары лопатой наотмашь, как его учил Кровинушка. Он чуял, как остро отточенное лезвие кромсает и без того истерзанную плоть врага, чуял, как ненависть умирает в противнике, вытесняемая смертной тоской. Костя теперь видел его, будто при свете ясного дня. Высокий, сутулый, не первой молодости человек с тяжелым, костистым лицом. Очень уж он не хотел умирать, потому и оставался в живых до сих пор. Костя наступал на противника, стараясь нанести удар по горлу. Но противник был с ним не согласен. Он поднял руки, выронив в темноту большой обоюдоострый кинжал.
– Erbarme! Ich gebe auf!
[35] – сказал он.
– Luft auf! Schneller!
[36] – скомандовал Костя. – Sie gehen können?
[37]
И они стали пробираться к выходу. Под пасмурным ночным небом их приветствовал Телячье Ухо.
– Это что за падаль? – он указал на немца. – А где золото?
– Наверное, там, – Костя указал лопаткой себе за спину. – Погоди, дядя Гога, дай надышаться.
Он судорожно втягивал ноздрями пропитанный гнилостными ароматами Дона ночной воздух, а Телячье Ухо уже поглотило чрево дзота. Граната звонко ударила по цементной крыше. Костя пригнулся, почти присел. Выронив из рук саперную лопатку, он зачем-то прикрыл руками голову. Но взрыва не последовало. Немец по-прежнему лежал у его ног неподвижно, словно испустил дух. Костя считал про себя до десяти, потом начал снова и досчитал до пятнадцати, а взрыва все не было.
– О чем заскучал, Длинный? – услышал он голос Телячьего Уха. – Там в коробчонке шесть жмуров. А на колокольне, сука, все еще живой. Гранаты мечет, гнида.
Костя обернулся. Телячье Ухо стоял перед ним, держа в руках взведенную немецкую гранату.
– Дядя Гога!
– Эх, не добросить до звонницы… А где же Вован? Где этот лох лесной со своей берданью? Надо ж последнюю тварь снять. Эх, пропало мое золотишко!
И Костя услышал жалостливый всхлип.
– Они небось мое золото на верхотуру втащили, и теперь там этот прыщ наслаждается!
– Дядя Гога, брось гранату!
– Мое добро достанется фашисту?
Телячье Ухо обернулся. В темноте белела стена храмовой колокольни. Костя видел исковерканную осколками, повисшую на одной петле деревянную дверь.
– Брось гранату, говорю! – повторил Костя.
Но Телячье Ухо уже лез через гору щебня к входу в звонницу. Вот он скрылся за дверью. Костя снова принялся считать и, не досчитав до десяти, подобрал с земли лопатку, поднял за шкирку пленного. Тот оказался легок, словно вовсе и не было в нем ни мяса, ни костей, а одна лишь ненависть и жажда. Жажда жить любой ценой.
– Эй, Вовка! – позвал он тихо. – Отзовись!
– Тут я, – ответила темнота. – Держу его на прицеле, не волнуйся.
* * *
Колокольня над их головами взорвалась яркими огнями.
– Ишь ты! – усмехнулся Костя. – В столице такие фейерверки по праздникам бывают.
– Да уж, – отозвался Спиря. – Нынче праздник так уж праздник. Может, пулю ему, а?
Они волокли немца бережно, подхватив с обеих сторон под мышки. Тот, казалось, был без сознания, голова его безвольно моталась из стороны в сторону. Вспышки огней на колокольне освещали его запачканный свежей кровью мундир, «иконостас» на груди. Волосы на его обнаженной голове слиплись от запекшейся крови, но обмякшее тело все еще жило.
– Живой он, Вовка! – возразил Костя. – Доставим подарок нашим командирам. Пусть они его расстреляют.
На колокольне снова что-то ухнуло, снова окрестности озарились яркими вспышками разрывов.
– Что они там творят? – изумлялся Спиря.
– У снайпера патроны кончились, и он палит в дядю Гогу сигнальными ракетами, – нехотя ответил Костя.
– Может, бросим фрица – и на выручку?
– Дядя Гога решил пасть смертью храбрых. Ему война ни к чему, – Костя последним усилием перевалил тело пленного через бруствер траншеи. – Так-то оно, Вовка, – сказал он и спрыгнул вниз, в теплые объятия Сан Саныча.
