Костя молча достал из вещмешка сухари и полколяски московской еще колбасы. Предложил старшине, перекусил сам. В это время возня под руинами розового домишки возобновилась.
– Что там за грохот? – встревожился старшина. – Завалило кого?
Костя не успел ответить, потому старшина вскинул автомат. Шурша щебнем, из-под руин на них лез Телячье Ухо. Весь с головы до пят покрытый цементной пылью, он весело сопел. На почернелом от сажи лице глаза его сверкали подобно звездам, а губы вдруг сделались розовыми, а улыбка – белозубой.
– Тьфу ты, мать! – старшина в сердцах бросил автомат. – Мародерствуешь, Кривошеев?
– Не-а, – весело ответил Телячье Ухо, плюхаясь на каменное крошево. В его вещмешке что-то звонко брякнуло.
– А ну за мной! Марш к реке! – взорвался старшина. – Тебя, Кривошеев, к стенке бы поставить, да не досуг. Жалко на тебя народную пулю тратить. Пусть лучше немец постарается!
Они запрыгали по камням в сторону реки.
– Слышь, Длинный, – бормотал Телячье Ухо. – Тут еще одно место есть, где перед войной Никитка-нехватка хабар заныкал. Можно еще помародерничать.
– Где? – коротко спросил Костя.
– Хрен знает где. По жестянке вдоль речки канать. Там линии и еще один мост…
* * *
По-над Доном стелилась туманная дымка. Из ее мутной глубины, словно колосья из земли, торчали фермы полуразрушенного моста. Две железнодорожные колеи плавно утекали вдаль, теряясь в туманном мареве на противоположном берегу. Чуть левее из прибрежных зарослей выбегал второй мост. Костя слышал, как старшина Лаптев несколько раз назвал его литерным. Этот мост был намного ниже главного. Его пролеты покоились на низких, часто расположенных опорах. Несущая часть моста в нескольких местах обрушилась. К опорам прибилось несколько полузатопленных катерков. Они подобно трупам снулых рыб покачивались на пологих волнах.
Первая, сильно истрепанная при десантировании рота залегла в зарослях вдоль неширокой речки. На костиной схеме речка эта обозначалась странным словом «Темерник». Солдаты залегли в схронах на западном берегу реки, притаились в прибрежных зарослях между железнодорожной насыпью и рекой, в том месте, где Темерник впадает в Дон. Там, среди зарослей камыша, Костя не без труда нашел Спиридонова. Его огромная фигура полностью заполняла собой небольшую воронку. Неподалеку, в вырытом на скорую руку окопе, расположился временный штаб батальона.
– Где шлялся? – усмехнулся Спиридонов, давая Косте место рядом с собой.
– Да так, таскались…
– А я смотрел на реку. Так-то.
– И что?
– Это не Енисей.
Костя ткнулся головой в вонючий отвал грунта на краю воронки. Плечи его сотрясались от хохота.
– Енисей – он другой. Так-то оно, – невозмутимо продолжал Спиридонов. – Енисей могучий, вольный, дикий. А тут? Через каждую версту мостик или брод. Я даж узрел надысь, как на супротивном берегу баба что-то полоскала… тут война, стрельба, а она знай себе полощет. Верно, дура, а?
Спиря пристально посмотрел на Костю, словно надеясь, что тот немедленно с ним согласится. Но Костя молчал, посматривая на противоположный берег.
– Такой молодой, а куришь, – невпопад заявил Спиря. – Как только батька твой дозволяет. Мой бы за такое выдрал!
– Мой батька помер. Разорван в клочья… – тихо отвечал Костя.
– Как? – подскочил Спиря. – Нешто на Москве…
– Ты лучше про Енисей доскажи, – прервал его Костя. – Чем же он лучше Дона?
– Как чем? – изумился Спиря. – Енисей не надо защищать, потому он сам всему защита. Сам ворога убьет. Если кто с дурным умыслом явится – примет смерть скорую на его берегах. Так-то оно. А тут что? Места обжитые. Живи, кто хочешь. И то правда: кто только тут не жил. Глядишь, ежели мы не сдюжим, так и немцы заживут.
– Нет, брат. Немцы тут жить не будут. Это уж чересчур ты загнул.
Спиря притих, настороженно поглядывая на Костю, и тот наконец заговорил снова:
– Ты плавать-то умеешь, Спиря?
– Нет. А зачем мне уметь?
– Там под мостом люди. Не наши. Чужие. Немцы. Если капитан пошлет нас их убить? Если в реку упадем, надо будет плыть.
– Значит, я не буду в реку падать, – буркнул Спиридонов.
Он похлопал рукой по стволу, лежавшему перед ним на краю воронки.
– Видишь, прицел какой? Я буду снайпером!
– Будешь, будешь! – сказал ехидно голос из сумерек. – Если сегодняшнюю ночь переживешь.
Над краем воронки возникла развеселая физиономия ординарца комбата.
– Тебя вызывают, Липатов. Ползи за мной.
* * *
– Они там! – Фролов рассматривал мост через полевой бинокль. – Ты видишь их, Велемир?
– Нет, – коротко ответил политрук.
– Ну где же Ивлев с минометом, а? – не отрывая глаз от бинокля, спросил Фролов.
– Я тута, товарищ командир батальона, и весь расчет привел. Еврея Ливерпуля до товарища лейтенанта сопроводил. Связь-то есть ли?..
Фролов хмуро молчал.
– Значит, есть…
– Миномет исправен? – спросил комбат.
– Исправен! Только прицел немного повредился…
Фролов отнял от глаз бинокль и посмотрел в густо покрытое конопушками лицо Ивлева.
– Изготовиться к стрельбе! – приказал он.
– Попадание мины в быка
[31] может нанести урон мосту, – веско сказал политрук.
– А если они подорвут этот самый бык? Они в дыры тротила насовали целый баркас. Ивлев, ты готов?
– Так точно!
– Ну-ка, шугани их.
– Товарищ капитан, позвольте обратиться? – не выдержав, вмешался Костя.
– Что? Ты? Надо встретить их, как поднимутся на берег, ясно?
– Шугануть – само собой, но я мог бы… – Костя помедлил, прикидывая возможности.
– Что? Не тяни! Время уходит.
– Пусть Ивлев шуганет, а я уж постараюсь довести дело до ума.
И Костя, сняв с шеи автомат, полез на бруствер окопа.
– Эй, ты хоть гранаты-то возьми, – прошептал ему в спину Ивлев.
– И помни установку: сохранить целостность моста любой ценой! – проговорил политрук.
– Агитируй бакланов, товарищ батальонный политрук… – пробормотал Костя себе под нос.
Он, сжимая финку зубами, полз по изрытой взрывами земле к тому месту, где полотно железной дороги взбегало на мост. На колее все еще стояла дрезина. Пулеметчик сидел в гнезде, со всех сторон обложенный мешками с песком. Второй номер его также оставался начеку. Они вертели круглыми головами и о чем-то тихо переговаривались. Костя справедливо полагал, что подрывники, причалив к берегу, поднимутся на железнодорожную насыпь и попытаются укатить на дрезине. Ползком, под насыпью, он миновал дрезину и взобрался на железнодорожное полотно. Пулеметчики на дрезине неотрывно смотрели в сторону города, туда, где в перепаханной взрывами рощице в устье Темерника притаился старшина Лаптев со взводом солдат.
