– Урка – это по фене, – хмыкнул Костя.
Он почуял за спиной какое-то неуловимое, стремительное движение, как будто между его затылкам, прикрытым новенькой каской и обшивкой самолета прошмыгнул юркий зверек.
– Уай! – пронзительно тявкнул Телячье Ухо.
Это Спиря легонько треснул ему по уху. Телячье Ухо притих, растирая ушибленное место, злобно зыркая то на лейтенанта, то на Спирю.
Их беседу прервал низенький, шустрый штурман, притопавший из кабины пилотов. В черном летном костюме, потертом шлеме, с парашютом за плечами, он был похож на большого навозного жука. Штурман сказал коротко:
– Время подлета – десять минут. Эх, не промахнуться бы! Видимость ни к черту.
Штурман склонился к плечу лейтенанта. Костин слух не мог разобрать ни слова, и он снова принялся читать по губам. Они говорили о плохой видимости, о сильных разрушениях в районе Ростова. Лейтенант несколько раз повторил незнакомое Косте слово Челтырь, Чалнырь? Чалтырь!
– Командуй, старшина, – скомандовал лейтенант Сидоров и, обращаясь к капитану, добавил:
– Мы готовы, товарищ комбат!
– И я готов, – эхом отозвался Фролов. – Послушай, Велемир, – добавил он, обращаясь к политруку, – сначала Сан Саныч со своей развеселой компанией выйдут в люк, потом прыгают Луценко и старшина. Ты покинешь самолет последним. Встречаемся в квадрате «С», у моста. Перед выброской каждому даешь планшет со схемой. Прытков, за мной!
Он просто и буднично подошел к распахнутой руками штурмана двери и шагнул в бурную, холодную ночь. Прытков последовал за ним. Вот самолет покинули трое батальонных старослужащих, выживших с Фроловым в киевском котле. Политрук ходил между солдат, раздавая плоские кожаные папки – схемы города Ростов-на-Дону. Он, будто заезженная пластинка, повторял одну и ту же фразу:
– Место встречи отмечено красным: Тимерницкий мост, станция железной дороги Гниловская.
– Как мы станем прыгать, если никогда не прыгали? – ныл Телячье Ухо. – Эй ты, колода! Ты прыгал раньше с парашютом?
– Прыгал, – угрюмо ответил Спиря. – Один раз… С вышки.
– А я не прыгал, не прыгал! И теперь имею полное право бояться!
– Считаешь до десяти и дергаешь за кольцо. После приземления идешь по плану к Тимерницкому мосту. Там тебя встретят… – ухмылялся штурман, придерживая рукой люк.
Тельячье ухо чуть не плакал, хватался рукой то за кольцо парашюта, то, окончательно обнаглев, за портупею политрука.
– О-о-о!!! Отец ты наш, всей пролетарской массы руководитель, – бормотал он. – Благослови на подвиг.
– Рот закр-р-рой, р-р-руки по швам! – рявкнул лейтенант. – Или решил дезертировать? Запомни, прохиндей, ты должен достичь земли живым! Смерть от удара об землю приравнивается к дезертирству!
– Ваше превосходительство… – блеял Телячье Ухо.
– Отставить!
– Я только…
Старшина Лаптев, без лишних разговоров подталкивал Телячье Ухо к дышащей ледяным ветром бездне двери, а тот, словно вмиг отяжелев, никак не желал двигаться с места.
– Эх, где ж тебя, такого труса, командир нар-р-рыл? – злился лейтенант. – В центральном гастрономе? В мясном отделе?
– Это живой анахронизм. Пережиток эпохи классовых боев, – хмыкнул политрук Велемир. – Эх, отстает еще у нас воспитательная работа в массах! Есть куда развиваться.
Сан Саныч без лишних слов расстегнул кобуру, снял пистолет с предохранителя. Кривобокая морда Телячьего Уха мигом разгладилась, стоило ему лишь раз глянуть в дуло пистолета.
– Мама-а-а-а-а! – что есть мочи заорал Гога Кривошеев и с разбега сиганул в дверь.
– Пусть земная твердь ему пухом покажется, – буркнул солдат с вислыми, пожелтевшими от табака усами.
– Куда там пухом? – возразил старшина. – Цел останется подлюка. Помяните мое слово: даже если всех нас немец положит, этот ферт уцелеет!
Костя видел, как лейтенант канул в проеме люка. Спиря, осенив себя крестным знамением, последовал за ним. Настал Костин черед шагнуть в холодную темноту. Костя слышал за спиной шумное дыхание Лаптева, тут же рядом топтались изготовившие к прыжку бойцы. Костя еще раз повторил про себя их фамилии: Луценко, Верещагин, Ивлев. Вот и хорошо! Кажется, запомнил…
– Шагай, парень, ты ведь не боишься ни рожна, – просто проговорил старшина.
И Костя шагнул. Ледяной вихрь подхватил его и бросил вниз. Он сделал все, как учил старшина, и шелковый купол с громким хлопком раскрылся где-то в вышине у него над головой. О дальнейшем старшина также его предупреждал, и когда ремни больно вонзились ему в пах и подмышки, а желудок подпрыгнул и на несколько секунд замер у самого горла, Костя попытался выровнять сбившееся дыхание и устремил взгляд к земле. Он уже преодолел туманную мокрядь облаков. Внизу на сером фоне разрушенных домов белели круги парашютов. Кое-где над руинами курились дымки, сновали, подобно отощавшим после зимней спячки ящерицам, ленты дорог. Костя посмотрел вдаль. Там среди осколков битого зеркала, на присыпанной белым равнине выпукло темнели кровли домишек. Чалтырь. За селением из стороны в сторону метались оранжевые огоньки, будто кто-то чиркал спичкой и сразу гасил едва вспыхнувшее пламя. Оттуда слышался гул канонады, оттуда из приазовской степи к Ростову двигались стрелковые дивизии. Дивизионная артиллерия била по немецким позициям крупным калибром. Костя видел клубящиеся следы разрывов. На сборном пункте перед посадкой в самолет лейтенант Сидоров огласил им боевую задачу: до подхода основных сил совершить бросок к Темерницкому мосту. Не позволить противнику взорвать его. Мосты! Лейтенант так долго говорил о них… Ростовские мосты через Дон: Американский, Литерный, Аксайский. Вот блеснула широкая дуга реки. В ее черной глади отразились трассирующе следы зениток. Косте на миг показалось, что течение воздушных потоков отнесет его в воду, но этого не случилось. Он приземлился в черте города, возле свежей, еще дымящейся руины. Дом догорал. Огромная гора раздробленного снарядом кирпича, подсвеченная умирающими кострами пожарища, освещала устланную каменным крошевом улицу. Неподалеку копошился, боролся с опавшим куполом парашюта кто-то из его товарищей. Костя с облегчением признал огромную фигуру Спиридонова. Вот Спиря обрезал стропы парашюта. Вот потащил скомканный купол к разрушенному дому. Все по инструкции, все без паники. А вот и Телячье Ухо – сутулый дрищ. Корячится безрукий! Конечно, стропы резать – не на стреме стоять, в носу ковыряя! Костя засмеялся, дышать сразу сделалось трудно. Воздух наполняло невыносимое зловоние, и Костя ухватился за сумку противогаза.
– Не стоит, – услышал он знакомый голос старшины. – Надо выбираться из дымовухи. Без противогазов бежать сподручнее. Эй, что ты там ковыряешься, бестолочь лопоухая? Ступай сюда!
Телячье Ухо брел к ним, спотыкаясь о кирпичные обломки. Костя хорошо помнил эту его неуверенную, спотыкающуюся походку. Точно так же он ходил и по гладким московским мостовым.
