Кира почувствовала себя маленькой девочкой, наивной и, наверное, глупой, разозлилась на себя, а разозлившись – почувствовала раздражение.
– Уверен, вы понимаете, адира, что мессер Помпилио предпринял эти шаги, потому что беспокоится о вас? – неожиданно проникновенным тоном осведомился Дюкри.
И раздражение как рукой сняло. Потому что да – беспокоится, не покушается на ее самостоятельность, а боится потерять. Потому что ценит. Потому что…
«Я обязательно вернусь, – сказал Помпилио при расставании. – Мне есть куда возвращаться».
И только теперь до Киры дошел смысл этой фразы.
Ему есть куда возвращаться!
– Разумеется, понимаю. – Девушка перешла на деловой тон. – Вы наблюдали похищение, синьор Дюкри?
– Наблюдал, адира.
– Почему вы так долго следовали за похитителями?
– Меня интересовало, куда вас собираются доставить, адира. Теперь мы знаем, что первой планетой должна была стать Луегара. Первой, но вряд ли последней.
– Почему это важно?
– Потому что мессер Помпилио наверняка пожелает знать, кто осмелился прикоснуться к его супруге.
– Пожалуй, да, – улыбнулась девушка.
– Капитан дер Хонто, молодой и блестящий офицер тинигерийского флота, мечтает с вами познакомиться, адира. А я ненадолго вас оставлю.
– Что вы собираетесь делать?
– Переговорить с похитителями.
– Я могу присутствовать?
Дюкри помолчал, едва заметно улыбнулся, а затем ответил – тем же проникновенным голосом:
– Поверьте, адира: вам лучше этого не видеть.
* * *
Спесирчик покинул колонию рано утром. Поднял цеппель в безоблачное небо, взял курс на северо-восток, словно собираясь вернуться в Гейтсбург, но далеко не улетел: вышел за пределы видимости, вернулся к берегу и лег в дрейф, ожидая сигнала Огнедела. Готовый поддержать его своими пушками. Спесирчик поклялся, что не подведет, и Мааздук ему поверил.
Потому что нет на свете лучшей наживки, чем тщеславие и жадность. Во всяком случае, для галанита.
Для большинства людей тоже, но для галанитов – особенно. Для них золото являлось не просто драгоценным металлом, но объектом поклонения, вожделенным фетишем. Золото было сутью Галаны, ради него выходцы с этой планеты готовы были пойти на любое преступление и рискнуть чем угодно, даже жизнью. Лучше, конечно, чужой, но если ситуация требовала, галаниты шли под огонь сами. Золото…
Ричард медленно прошелся по кабинету, в котором сидел с момента прощания со Спесирчиком, и равнодушно посмотрел на стоящие вдоль стены ящики с полученной от Рубаки добычей. Мааздук был вынужден держать их при себе, однако не испытывал ничего, кроме неудобства.
«Наверное, потому, что я знаю его истинную суть: золото – всего лишь инструмент, не более».
А какие чувства можно испытывать при виде прислоненной к стене лопаты? Ну стоит себе, хорошо, что она есть.
При этом Ричард понимал, что золото способно дать человеку много, даже очень много, однако не нуждался в том, что оно может дать. И абсолютно точно знал, что золото не способно исполнить его мечту.
«Но благодаря ему я смогу отомстить…»
Он вызвал старшего помощника, распорядился готовить «Орлан» к походу и перенести ящики на цеппель. А когда погрузка закончилась, выстроил команду у корабля, встал на последний «золотой» ящик, который еще оставался у входа в гондолу, и объявил:
– Я принял решение отправиться в далекое путешествие.
Никогда раньше Мааздук не начинал обращения столь пафосно, однако те, кто ничего не знал о происходящем, не успели удивиться, поскольку несколько специально отобранных Огнеделом пиратов услышали условное слово и ударили. Кто-то выстрелил, кто-то воткнул нож в сердце или набросил на шею жертве удавку – доверенные люди знали, что должны делать, держались рядом с жертвами, и ни один из них не ошибся. Выстрел, нож, веревка… соседи приговоренных отшатнулись, выругались, вскрикнули, но в драку никто не полез, поскольку Мааздук громко продолжил:
– Все в порядке!
И почти сразу наступила тишина.
– Люди, которых больше нет, – это или спорки, или стукачи. Они не были нашими братьями, потому что служили ведьме, власть которой мы сегодня сбросим.
И услышал в ответ довольные возгласы. Как, впрочем, и ожидал, ведь если обычные люди действительно старались видеть в спорки равных, то пиратам это чувство было чуждо.
– Не знаю, как вам, ребята, а мне надоело слушаться нечистых и отдавать им изрядную долю, – продолжил Огнедел, с улыбкой поглядывая на трупы. – Мы достойны лучшего.
– Да!
– Мы достойны большего.
– Да!!
– Мы сами будем решать, что делать!
– Да!!!
– А чтобы вам было веселее, я отдаю команде этот ящик с золотом! Свой ящик!
Жадность – отличный мотиватор, даже без тщеславия. Услышав, что их доля увеличится, увидев перед собой золото, пираты возбудились до отключения разума, и никто из них не подумал, что именно спорки гарантировали им защиту и прикрывали от поисковых цеппелей.
– Я точно знаю, что Тайра нас предала и снюхалась с адигенами. Она за это заплатит! Они все за это заплатят! – Огнедел кивнул на колонию.
Пираты поняли, что имеет в виду их капитан, и ответили громкими воплями.
– Мне требуется десять человек на цеппель, остальные могут записаться в абордажную команду и как следует повеселиться, – закончил террорист, приговаривая мирную колонию к смерти.
///
И они повеселились.
То есть сделали то, что вкладывают в это понятие пираты и террористы.
Абордажная команда, в которую, естественно, записались абсолютно все – на цеппеле остались только неудачники, вытащившие короткую спичку, – добралась до колонии по берегу. Шли быстро, но осторожно, выслав вперед опытных разведчиков, безжалостно убивающих всех встреченных спорки. В итоге подобрались скрытно, разделились, чтобы войти в поселение с юга и запада, и пустили ракету, вызывая стоящий под парами «Орлан».
Огнедел распорядился дать полный ход и начать артиллерийскую бомбардировку с дальней дистанции, накрывая снарядами северную часть колонии, куда не успели войти пираты. Расчеты успели дать шесть залпов, разрушив несколько зданий, а затем «Орлан» сбросил скорость и, медленно проплывая над поселением, принялся сбрасывать зажигательные бомбы. Любимые «игрушки» Огнедела. Им лично разработанные и собранные в алхимической лаборатории. Страшные бомбы, обращающие в пылающий ад все, к чему прикасались, на что попадала хоть капля их чудовищного содержимого.
«Орлан» нес на внешней подвеске двадцать бомб, и каждую Огнедел сбрасывал лично. Стоял у окна, облизывая губы и мысленно рассчитывая положение цеппеля, затем щелкал очередным тумблером и замирал, жадно следя за падающей бомбой, вскрикивал, когда внизу вспыхивал костер, и широко улыбался.
