«Всякая власть должна быть уничтожена!»
Ответные выстрелы телохранителей становятся прицельнее. С дальнего края бегут полицейские, скоро их будет очень много. «Брандьер» дважды бьет в лимузин, а потом, последние три заряда, – в толпу. В кого угодно. Только для того, чтобы вспыхнули еще три «спички».
А потом помощники тянут Огнедела в переулок, к машине.
– Я изменил мир!!
На ступенях Дворца Конфедерации пылает молодая пара.
– Вы слышите? – смеется Лайерак. – Я только что изменил мир! Я только что создал Новый Герметикон!
///
– Это и есть твой самый страшный кошмар? – тихо спросила Тайра.
Но спросила не сразу после того, как лежащий на кушетке Помпилио открыл глаза. Опытная ведьма подождала, позволила адигену осознать происходящее и вернуться в реальность, и лишь после этого задала вопрос.
– Кошмар – это плохой сон, – медленно ответил мужчина, глядя в потолок. – А эта история была. Я не видел ее своими глазами, но много говорил со свидетелями и знаю, что все было именно так. Я восстановил каждую секунду того преступления, и вижу его, как в синемотографе – с разных ракурсов.
– Зачем? – вырвалось у женщины.
– Чтобы помнить, – спокойно ответил Помпилио.
– Ты убиваешь себя.
– Умер я там, ведьма, на ступенях дворца.
– Ты так сильно любил Лилиан?
– Ты не представляешь, как, ведьма, не можешь знать…
– Уже представляю, – обронила Тайра.
– Тогда к чему вопрос?
– К тому, что все немного не так.
Он помолчал, продолжая смотреть в потолок, затем спросил:
– Что не так?
– Я привыкла видеть страх внутри людей, – сказала спорки. – У каждого есть нечто, что пугает его до колик, а тебе плевать… На все плевать, даже на себя. Я подумала об этом, когда увидела тебя в Фоксвилле, с петлей на шее. «Парнатур» приближался к городу, я стояла на капитанском мостике, смотрела на тебя через подзорную трубу и отчетливо видела твое лицо. И видела, что тебе плевать, останешься ты жив или умрешь.
– Нет, – перебил ее Помпилио. – Я не могу умереть, не отомстив.
– Ты напрасно думаешь, что оживешь, убив Огнедела, – прошелестела Тайра, прикасаясь кончиками пальцев ко лбу адигена. – Ты будешь мертв до тех пор, пока внутрь тебя не вернется страх. Пока не появится то, за что ты станешь бояться. Или тот, за кого ты станешь бояться. Страх – презираемое чувство, Помпилио, но если его нет – ты сумасшедший.
Несколько секунд адиген обдумывал слова Тайры, а затем усмехнулся:
– Не следовало пускать тебя в голову, ведьма.
Но фразу произнес без зла. Показал, что доволен разговором: трудным, но очень нужным.
Они находились в тайной резиденции Младшей Сестры на Фархе: на том же континенте, что и колония, но в двухстах лигах южнее, там, где не росли мегатагеновые леса, а значит, в ближайшее время не появятся люди. Резиденция расположилась в небольшой горной долине и состояла из поселка для обслуги и большого дома – на другом берегу озера. Тайра, как заметил Помпилио, ценила одиночество, и, кроме них, в большом доме никого не было, даже слуги уплыли в поселок.
– Боишься стать нормальным?
– Я хочу стать нормальным и все для этого делаю, – тихо продолжил адиген. – И, кажется, у меня получается, потому что иногда… иногда я испытываю страх, о котором ты говорила, ведьма… Тот самый страх… Ты правильно сказала, ведьма, ты действительно хороша, наверное, лучше всех ведьм спорки. Ты один раз заглянула в мою голову и во всем разобралась. Но ты понятия не имеешь, как сильно я устал…
– Я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь, – мягко ответила Тайра, продолжая гладить мужчину по голове. А он не сбрасывал ее руку.
– Правда?
– Мне много лет, Помпилио. Я пережила родителей, пережила первого мужа, человека, которому поклялась быть верной всегда и которого любила больше жизни, а потом пережила множество любовников, – грустно поведала ведьма. – Страх, которого нет в тебе, сотни лет был моим спутником, а потом исчез, и, знаешь, когда он ушел, я перестала быть настоящей. Отсутствие страха помогало творить вещи, за которые мне стыдно.
– Вечность заставила тебя ненавидеть людей?
– Я родилась в Эпоху Белого Мора, и родилась на Линге…
Помпилио вздрогнул.
– Да, мессер, я помню твоего прапрапрапра- и еще невесть сколько «пра-» дедушку дара Горацио Кахлеса, мой отец служил ему… а потом заразился. Все мы заразились, но нам повезло: нам разрешили уйти в Вечную Дыру, прыгнуть на неизвестную планету с билетом в один конец и так спастись, но прежде чем мы ушли, нас хотели убить… Я помню, Помпилио, я все помню… – Тайра помолчала. – Долгое время память питала мою ненависть. А потом ее забрала Вечность. Не память – ненависть. Или не так пафосно: не Вечность, а я сама, потому что устала. Я тоже устала, Помпилио, ты не можешь представить себе, как сильно я устала. На фоне моих столетий твоя депрессия – всего лишь глупый каприз.
Некоторое время адиген молчал, впитывая исповедь Младшей Сестры, а затем сказал:
– Но мы не остановимся: ни ты, ни я.
– Поэтому я тебе помогу, – пообещала Тайра.
– Заставишь позабыть о Лилиан?
– Нет, ни в коем случае, – серьезно ответила женщина. – Я экспериментировала и точно знаю, что нельзя лишать человека части жизни. Тем более такой счастливой части.
– Лилиан умерла страшной смертью, взрослые мужчины, видевшие войну и грязь, тряслись от ужаса, рассказывая мне о гибели Лилиан. Что здесь счастливого, ведьма?
– Ты вспоминаешь только смерть?
– Да.
– Вот в этом я тебе помогу, Помпилио: помнить свет, а не тьму. – Тайра чуть сильнее надавила на его лоб и приказала: – Закрой глаза…
* * *
Обитаемые планеты Герметикона сильно отличались одна от другой: уровнем развития, системой власти, природой, архитектурой, климатом, верованиями… Встретить два одинаковых мира не представлялось возможным. Где-то правили адигены, где-то – короли, где-то – диктаторы, президенты, настоящие или подставные, присланные губернаторы или «народные собрания». Одни планеты развивали искусства и науку, другие поднимали промышленность или торговлю, используя свое благоприятное расположение, третьи превратились в сырьевые придатки, жители четвертых сознательно отказывались от благ цивилизации, предпочитая тихую жизнь на окраине Вселенной.
Не было в Герметиконе одинаковых миров, но существовало нечто, крепко объединяющее все островки человечества. И это нечто называлось Омутом – межпланетной преступной организацией, раздвигающей свои границы вместе с первооткрывателями и не оставляющей без внимания даже самые отдаленные миры.
