Длинную фразу Туша произнес настолько ярко и живо, что не заразиться его оптимизмом не было никакой возможности. Горизонт хлебнул пива, крякнул и с ухмылкой проворчал:
– Твоими бы устами мед пить, – признавая, что приятель его убедил.
– Все будет так, как я сказал: мы получим запас времени, который позволит нам совершить задуманное.
– И девка поедет на Тинигерию?
– Обязательно.
– Почему ты так уверен?
– Потому что она этого хочет, – твердо ответил Иона. – Кира чувствует, что в смерти ее отца кроется какая-то тайна, и обязательно захочет ее узнать. Она не станет сидеть на месте. – Туша помолчал и закончил: – Поэтому Помпилио на ней женился.
* * *
Полет над горами не занял много времени. Точнее, подробная воздушная экскурсия над принадлежащим Помпилио массивом потребовала бы часов пять, но Кира просто хотела прийти в себя, успокоить команду и дать паровингерам снова почувствовать прелесть полета, а не страх от него, и только для этого придумала экскурсию. Она продержала машину в воздухе чуть больше часа, показала подруге ближайший прииск и знаменитые «Зубы Тролля»: две высокие, слегка изогнутые скалы, издали напоминающие клыки чудовища, между которыми рыжая осторожно провела паровинг.
Затем они вернулись к озеру, добравшись почти до его середины, развернулись и зашли на Даген Тур с севера, порадовав собравшуюся на набережной толпу эффектным приводнением. Тяжелые паровинги и так-то производят впечатление, а учитывая, что Кира захотела покрасоваться, картинка получилась потрясающей. Сначала тяжеленная машина шла точно на берег, постепенно снижаясь, но продолжая держать высокую скорость. Воды коснулась с брызгами, вызвав радостные вопли у детей и заставив замереть сердца взрослых – слишком уж близко от пирса паровинг начал приводнение. Но прежде чем зрителями овладел страх, Кира заложила вираж, пустив к берегу высокую волну, и погасила скорость перед самым пирсом, сорвав настоящую овацию.
– Тебе нравится им нравиться, – неожиданно произнесла Сувар, глядя на улыбающуюся Киру.
– Я… – рыжая помолчала, а затем кивнула: – Я должна.
Радист отправился делиться впечатлениями с механиком – из машинного отделения доносились громкие голоса, – и можно было говорить, не опасаясь лишних ушей.
– Тебе не только нравится, для тебя это важно, – догадалась Ачива.
– Да. – Кира помолчала. – Я им чужая, я – из республиканского мира, я была помолвлена с другим мужчиной, и ни один из этих фактов не прибавляет мне очков. Лингийцы меня приняли, я имею в виду – все лингийцы, не только жители Даген Тура, но приняли благодаря авторитету Помпилио. Его любят, им гордятся, ему простят все, но я хочу доказать, что Помпилио сделал уникальный выбор и прощать его не нужно. А нужно ему завидовать.
– Зачем?
– Для меня это важно.
– Это я поняла, – отмахнулась брюнетка. – Но почему это важно?
– Потому что Кахлесы не удовлетворяются копиями, мы берем только свое и только самое лучшее, – убежденно произнесла Кира. – Это все знают, и все знают, что так будет всегда.
– Хочешь стать большей лингийкой, чем сами лингийцы?
– Это нормально, ведь я была большей кардонийкой, чем сами кардонийцы.
И на это заявление Ачива не нашлась с ответом.
Именно так: большей кардонийкой, чем сами кардонийцы. Первая женщина, ставшая пилотом паровинга, первая женщина, получившая офицерский чин, и благодаря не протекции всесильного канцлера, а лишь собственному уму и общепризнанной отваге. Никто из бывших подчиненных Киры не сказал о ней дурного слова, только хвалили, восхищались и мечтали оказаться в ее команде. Киру видели первой в истории Герметикона женщиной-адмиралом, но проклятый поворот судьбы…
– Мы думали, ты его бросишь через месяц, максимум – через полгода, – вдруг сказала Сувар, и рыжая сразу поняла, кого подруга имеет в виду. – Мы понимали, что тебе требуется плечо, поддержка, но не думали, что ваш брак продлится дольше нескольких месяцев.
– Почему? – растерялась Кира.
– Из-за портретов, – спокойно ответила Ачива. – Того, который он хранит в кабинете, а ты – на груди. Из-за того, что у тебя – отдельная спальня.
– Это в традициях адигенских семей.
Сувар подняла брови, и Кира отвернулась.
Паровинг как раз подошел к пирсу, и разговор оборвался.
Да и не мог он продолжиться, учитывая, какой шум стоял вокруг. Собравшиеся лингийцы, а судя по всему, на набережную явилось все население Даген Тура и долины, орали так, что заглушили двигатели паровинга. Выражали восхищение смелостью адиры Киры и удивление тем, что она осталась жива. Радовались за девушку и за себя, ставших свидетелями потрясающего зрелища. В общем, встречали экипаж паровинга как героев, но героев, больных на всю голову.
– Адира, адира, вы живы? С вами все в порядке?
– У вас все хорошо?
Первыми к паровингу подоспели мэр и управляющий.
– Как вы себя чувствуете?
– Надеюсь, вы были пристегнуты в то время, когда паровинг э-э… кружился?
– Со мной все в порядке, – попыталась уверить подданных рыжая, однако ее никто не слушал. Подданные были слишком обеспокоены, поэтому не обращали никакого внимания на слова повелительницы.
– Мы вызвали медикуса.
– Лучшего в городе.
– В этом нет необходимости.
– Он уже здесь.
– Я уже здесь, – подтвердил медикус, продираясь сквозь толпу. – Вас не тошнило?
Кира закатила глаза.
Узнав о том, что мессер Помпилио оставляет молодую жену в замке, то есть, как поняли подданные, на попечение городских властей, руководители Даген Тура впали в ажитацию, выйти из которой сумели только убедившись, что адира Кира вполне самостоятельная, рассудительная женщина, и ее увлечение подозрительной летающей штуковиной есть не более чем безобидный каприз. Ну нравится молодой красавице перебирать железки – пусть перебирает во славу Доброго Маркуса. Кто знает, чем они в своих республиканских мирах занимаются, если у них женщины машинным маслом перемазаны? Главное, что по воскресеньям ходит в церковь и не отказалась – в отличие от Помпилио – поприсутствовать на заседании Городского совета. И даже не задремала на нем. К регулярным полетам на паровинге власти Даген Тура тоже постепенно привыкли, хотя мэр и управляющий и пытались уговорить Киру не рисковать до возвращения супруга, но сегодняшний аттракцион едва не закончился для руководителей города инфарктами. Разглядывая болтающийся на километровой высоте паровинг, мэр и управляющий живо представляли себе гнев Помпилио, точнее – последствия гнева, еще точнее – последствия конкретно для них, и представленное их не радовало, поскольку в лучшем случае обещало быструю и легкую смерть. В худшем – долгую и мучительную. Когда же все благополучно разрешилось – слава Доброму Маркусу! – они едва не сошли с ума от радости. Хотя в глубине души мечтали распилить проклятый паровинг на части и спрятать до возвращения мессера.
