Фотография Агнес.
Скорбь кольнула ее сердце.
Даже в газетной статье о ее зверской смерти, даже на нечеткой от воспроизведения фотографии Агнес выглядела неизменно полной жизни.
Если у Парижа будет одно последнее визуальное напоминание об Агнес, прежде чем все станут жить дальше и забудут имена и лица убитых, Натали была рада, что им станет именно эта фотография.
Она потянулась за маминой швейной коробкой на боковом столике и нашла в ней ножницы. Аккуратно, будто любая ошибка принесет Агнес боль, Натали вырезала фотографию, затем отнесла ее в спальню, приставила к банке с песком с пляжа и ракушками и помолилась за свою подругу.
Следующим вечером мама, папа и Натали отправились в гости к семье Симоны. Мама принесла ужин, и Симона с Натали разложили все в кухне, а папа опустился на колени около дивана, на котором лежала Селеста. Месье Маршан рассказывал ему о ее состоянии, пока мама Симоны меняла одеяло девочки.
Только Симона знала, что папа будет делать.
Семья Маршан не знала, что папа был Озаренным, и родители Натали хотели сохранить это в тайне.
Натали и Симона накрывали на стол.
– Ты читала сегодняшнюю газету? – спросила Натали.
Симона кивнула.
– Быстро они отпустили мужчину, которого привели на допрос, да? Поиск продолжается.
Мама покашляла в гостиной. Девушки замолчали и посмотрели на нее, а мама показывала глазами, чтобы они смотрели на папу.
Селеста слабо улыбалась ему в ответ на рассказ об обезьянке-безбилетнице на его корабле. Натали подошла поближе. Папа поморщился едва заметно, когда сжал кулак (чтобы показать, как сильно капитан рассердился на обезьяну).
Натали перевела взгляд на маму, которая смотрела на папу, гордая и довольная.
Папа ласково взял маленькие ладошки Селесты в свои на пару секунд. Он вздрогнул так быстро и незаметно, что те, кто не знал о его способностях, не обратили бы внимания, поцеловал Селесту в лоб и встал, глянув при этом на Натали.
И тогда она ощутила это глубже и сильнее, чем когда-либо. Быть Озаренным – это не источник стыда, смущения или тревоги. Наблюдение за тем, как ее сильный и крепкий папа применял свой дар с такой нежностью, просветило ее. Обладать такой магией – это честь.
Семьи вскоре уже наслаждались совместным ужином. В какой-то момент Симона стала рассуждать об убийце Темного художника и письме в газету; строгий взгляд ее матери оборвал это немедленно, посреди предложения. («Не перед Селестой», – пошевелил губами месье Маршан, пока малышка отвернулась.) После ужина Натали с Симоной извинились и ушли гулять по кварталу. Они едва на пару шагов отошли от дома, как Симона обняла Натали за талию.
– Меня просто разрывало, как я тебе хотела сказать это весь вечер! – сказала она радостно. – Луи попросил меня передать тебе приглашение.
– О! – Тон Натали был аккуратно вежливым. Если это для какого-нибудь поэтического вечера или чего-то в этом духе, то ей придется найти повод с благодарностью отклонить приглашение. – Куда?
– На спиритический сеанс!
Это куда лучше поэтического вечера.
– Правда?
– Правда. Пойдешь?
– Еще бы! – Натали раньше считала спиритические сеансы ерундой, но пару месяцев назад она бы и видение сцены убийства назвала ерундой. И гипноз. И магию Озаренных. – Как это происходит? Мы… выбираем кого-то, с кем связаться, или просто смотрим, что произойдет?
– Ну, Луи думал кое о ком.
Сердце Натали дрогнуло.
– Агнес?
– Если она… захочет, да. – Симона прикусила губу. – Но, думаю, ради тебя и их самих других жертв не стоит трогать.
Натали обрадовалась идее поговорить с Агнес, попросить у нее прощения, сказать ей, что она ее любит и скучает по ней.
– Но не других, как ты и сказала. Земля им пухом.
Они пошли дальше по тротуару.
– Правда, мы хотим еще кое-кого побеспокоить, – сказала Симона. Она дьявольски усмехнулась. – Темного художника.
Натали схватила Симону за руку.
– Мы могли бы спросить, кто его убил!
– Точно. Кто знает, какие он еще откроет секреты?
Мысль о власти над Темным художником со стороны мира живых ей нравилась. Но она все же сомневалась, не возникнет ли проблем с воскрешением духа, который преследовал ее и при жизни, не вызовет ли это у нее кошмары или видения, не повлияет ли каким-то образом на ее дар или, что еще хуже, не вызовет ли потерю памяти, связанную с ним.
Тем не менее Натали не могла устоять перед возможностью показать свое превосходство над ним в последний раз.
– Кто бы ни убил его, он собой доволен, если судить по цитате Овидия. Как думаешь, кто за этим стоит?
– Моя догадка в том, что это кто-то, связанный с той, кого он убил или чуть не убил, – сказала Симона, заправляя свои светлые кудряшки за уши. – Подумай об этом. Может, кто-то сбежал и ее муж или отец выследил его.
Натали об этом не задумывалась. Получилось ли у кого-то сбежать от Темного художника? Это, конечно, было бы в газете. Но ее собственная встреча с ним в катакомбах скрыта от публики. Были ли другие, о которых, может, не знали даже Кристоф и месье Патинод?
Они завернули за угол и увернулись от любопытной белки.
– Я тоже думала, что это могло быть местью, но теперь не знаю. Письмо и кусок шелка? Выглядит так, будто кто-то хочет себе такой же славы и гордится своей победой над великим Темным художником.
Симона взяла Натали под руку.
– Если нам повезет, то завтра вечером узнаем.
Симона и Луи прибыли нарядными: на ней были белая кружевная блузка и ярко-красная юбка, на нем – темно-серый костюм с клетчатым аскотским галстуком более светлого серого цвета. Мама впервые увидела Луи и не смогла устоять перед его чарами (он сегодня был особенно искрометен). Она ответила кокетливой усмешкой на его восхищение ее творениями из ткани, которые висели неоконченными в гостиной. Папе, который провел почти весь день в постели с температурой и головной болью, он сердечно пожал руку. Втроем они светски беседовали, пока Симона помогала Натали закончить прическу.
Натали не сказала, что они идут на спиритический сеанс, только упомянула встречу друзей. Мама и сама собиралась уходить на всенощную в соборе Парижской Богоматери, помолиться, как она сказала, за папино благополучное возвращение домой, его быстрое выздоровление после излечения ее и Селесты и благословение его дара целителя.
Попрощавшись с родителями, Натали вышла в коридор, искрясь предвкушением.
– Куда? – спросила она.
Они прошли по коридору.
– Мы идем домой к некой мадам Зои Клампер, – провозгласил Луи, будто конферансье, объявляющий номер. – Не сомневаюсь, что она поразит и изумит.
