– Она не девка. Она замужняя женщина.
– Да откуда тебе знать? Написано же: «Портрет неизвестной».
– Я знаю. И завтра мы едем в Кувшинкино.
4.
Сандугаш взяла с собой два ножа: каменный и бронзовый. Взяла ремни, сплетенные косицей из полосок тюленьей кожи. Взяла мешочек с камнями и мешочек с землей. Взяла накрепко закрытый сосуд с водой из Байгала. Подержала его в ладонях, согревая. Завернула в свой свитер и аккуратно пристроила в углу небольшого чемоданчика на колесах.
Если получится – она сразу поедет домой. К Байгалу. Как можно скорее!
Если не получится – она тоже поедет домой. И утопится в Байгале. Лучший путь для шаманки, чтобы покинуть этот мир и больше не возрождаться. Может, конечно, станет она какой-то странной бессмертной тварью, вроде того тюленя, в которого превратилась Мэдэг. Но, может, за все ее страдания дадут ей беспробудный сон, и во сне будет видеть она своего Мирона… Вечно.
Она совершенно не боялась.
Ей было только жаль своего дела. Тех, кому она могла еще помочь. Жаль Галю и Лолу. Но ее истинная жизнь была все же – та, с Мироном, которую она никак не могла завершить правильно, которая тянула ее в прошлое, которая не давала ей спокойно спать даже в раннем детстве, являя в кошмарах Белоглазого.
Самое трудное ей предстояло перед самым отъездом… Пойти в зоомагазин и купить двух кроликов, которых придется принести в жертву. Можно было бы, конечно, поехать на ферму и купить кроликов, которых все равно съедят, а не обрекать на гибель тех, кто мог стать чьим-то домашним любимцем. Но у Сандугаш не было времени ждать. А поездка на ферму, поиск этой самой фермы – дополнительные минуты, часы ожидания. Нет, она купит милых пушистых кроликов и забудет о том, что она – девушка из XXI века. Она – шаман. Она может приносить в жертву…
…Только почему принести в жертву собственную кровь и плоть ей проще, чем каких-то бессмысленных кроликов?!
Нет. Она все же девушка из XXI века. Хоть и шаман.
5.
Водить Сандугаш так и не научилась. Поэтому ей пришлось ехать в машине Федора. О том, как возвращаться, если что-то пойдет не так, она не думала. Если что-то пойдет не так, может, и возвращаться-то будет некому… Или же – она найдет машину. Кувшинкино – не самый бедный поселок. И у нее есть деньги.
Всю дорогу они молчали. Федор включил музыку и пытался не думать о чем-то, что могло выдать Сандугаш его секреты, и все равно думал, только обрывочно, и Сандугаш благословила свое умение закрыть слух: обрывки его мыслей были неинтересны, истеричны, раздражали и отвлекали от того состояния, в которое она так старательно себя погружала. Заодно она не слышала, как возятся, посапывают и похрустывают едой кролики, сидевшие в большой пластиковой клетке на заднем сиденье. Она готовилась к смертельно опасному ритуалу, а ей было жалко двух молодых лопоухих кроликов…
Остановились они в гостевом доме, выполненном в псевдорусском стиле, но очень уютном. Сандугаш заранее созвонилась с хозяйкой и заказала разные спальни. В свою она и ушла сразу. Принять душ и немного отдохнуть. Полежать, погрузившись во внутреннюю тишину. Что будет делать, куда пойдет Федор – ей было все равно. Далеко не уйдет: ему нужно то, за что он заплатил, убив Тимофея.
Когда сгустилась темнота, Сандугаш неспешно расчесала волосы и заплела их в косу. Надела рубаху и штаны из небеленого грубого холста. Ей всегда легче работалось в натуральных тканях, подвергнутых минимальной обработке. Она предпочитала шелк-сырец, некрашеный к тому же, но ночью в Кувшинкинском лесу в шелковой одежде было бы холодновато. Меховой жилет. Удобные кроссовки. Через плечо – сумка со всем, что ей надо. В руке – складная лопата. Да, выглядела она странно. Ну, ночью она мало кого тут встретит. А Федор, наверное, готов ко всему.
Перед выходом она раскупорила крошечную отцовскую флягу и сделала один-единственный горький глоток. Сила и энергия у нее своя, но это зелье позволяло лучше концентрироваться.
Федор ждал ее, одетый в дорогой спортивный костюм. При виде лопаты он изумленно вздернул брови.
– Так ты и правда решила меня похоронить?
– Да. Этого требует обряд.
– Проклятые кролики провоняли мне всю машину.
– Сегодня ночью они умрут. Для того, чтобы избавить тебя от монстра.
– Поэтому – немного больше уважения к кроликам?
– Поэтому – сосредоточься и не шути. Все серьезно. Любая смерть каждого живого существа – это серьезно. А мы с тобой пойдем в лес, который буквально населен смертью.
До леса добрались на машине. Потом шли. Птичкин нес клетку с кроликами. Молча. Вряд ли он что-то чувствовал, но состояние Сандугаш передавалось ему. А ей было плохо. Она даже заподозрить не могла, насколько ей будет здесь плохо.
Глава 15
1.
Голоса…
Сандугаш не могла закрыть слух от них.
Закрыть слух от живых – возможно.
От мертвых – она еще не научилась.
«Мамочка, мамочка, как же я боюсь, мамочка, не хочу умирать, больно, страшно, холодно, есть хочу, как же я хочу есть, нам не уйти отсюда живыми, хочу домой, когда же это кончится, это никогда не кончится, мама, мама-а-а-а!»
Сначала – все эти голоса сливались в единый хор, повторяя одно и то же.
Потом начали прорываться отдельные, и стало еще хуже.
«Умрем, но не сдадимся, умрем, но не сдадимся, но у меня осталось совсем мало патронов и одна граната, и мы погибаем от голода в этом лесу, лучше выйти и принять бой, почему нам не прикажут принять бой? Это же глупо – укрываться, прятаться, скоро листья опадут и лес станет голым, они нас перестреляют как зайцев, лучше принять бой сейчас, пока мы не ослабели…»
«Подкрепление придет. Не может не придти. У нас огромная могущественная армия, и это временное явление, временные неудачи, кто-то виноват, где-то предательство, растерянность командующего состава, но товарищ Сталин во всем разберется, перетасует генералов как шахматные фигурки и двинет все наши войска, и, может, уже завтра мы пойдем в наступление, надо подождать, только как же хочется есть-то, один сухарь и кусочек сала на день, да еще полусырые грибы, хорошо, что эти деревенские ребята в грибах разбираются, жаль, надо экономить патроны и нельзя дичи подстрелить, но все равно костры разводить нельзя, только маленькие костерки бездымные, хорошо, что они умеют, но грибы все равно полусырые, а я так хочу есть, я бы кусок мяса и сырого съел… Скорее бы наступление, скорее бы в бой!»
«Будь проклята эта война, я должен был бы сейчас в Москве, сидеть в библиотеке Иностранной литературы и делать наброски к своей будущей работе о творчестве Франсуа Вийона, никто не понимает его так, как я, я сделаю новые переводы и все поймут… А я сижу в грязи, в холоде, голодный, отупевший, господи, я стреляю плохо, какой из меня солдат? Но я должен исполнить свой долг как мужчина, защитить свою Родину, не опозорить, не струсить, только бы не струсить, лучше умереть быстро, но не успеть струсить… Маму жалко, как же она? Отец пропал без вести, говорят – кто пропал без вести, тот погиб. Мама теперь совсем одна останется…»
