Секретарша Галя заглянула в дверь:
– Сандугаш Батаевна, к вам господин Птичкин. Без записи, но ему срочно, платит двойную цену за консультацию, к тому же у вас сейчас окно.
– Я собиралась пообедать, – вздохнула Сандугаш.
– Сказать, что не примите?
– Нет, его надо принять. Он опасный человек.
– Вызвать Лолу?
– Не надо. Но отмени всех на сегодня и уходи.
– Сандугаш Батаевна, как же, я не могу…
– Я велю. Отмени всех и уйди. Через час можешь позвонить Лоле. Но не раньше.
– Хорошо.
Галя была идеальной работницей. Сандугаш была совершенно уверена, что она исполнит все, как приказано. Ее маленькая женская команда работала слаженно и безупречно. Но что останется от ее команды и ее дела после визита Птичкина?
Он вошел.
Она думала – сердце екнет.
Нет. Ничего. Пустота.
Просто перед ней был только Федор. Белоглазый затаился в нем. Где-то там, глубоко, внутри…
Ей нужен был Белоглазый. Ей нужен был Мирон Алексеевич Щербаков. Ей нужен был ее потерянный возлюбленный.
А этот избалованный извращенец, в детстве мучивший лягушек и младшую сестренку… Федор Птичкин совершенно не интересовал Сандугаш.
– Зачем вы пришли? Какие из моих услуг вас заинтересовали? – резко спросила она, решив не тратить время на любезности.
– Я могу сесть?
– Конечно. Выбирайте любое из трех кресел для посетителей.
– А что, иногда приходит… не один человек?
– Да. Зачастую – пара. Или мать с ребенком. Или семья. Но говорить с вами об особенностях своей работы я не стану. Мне вообще не хочется с вами говорить, господин Птичкин, – Сандугаш провела пальцами по своим шрамам. – Зачем вы пришли?
– Мне нужна твоя помощь.
– Нет. Я не стану вам помогать.
Он усмехнулся.
– Значит – твоя работа. И плачу вдвое.
– Расскажите, что именно вам нужно. Какого рода работа.
– Какого рода работа – я не знаю. Но мне нужно, чтобы ты избавила меня от демона.
– Экзорцизм? Это не ко мне.
Федор вздохнул. Потер пальцами переносицу. И заговорил другим тоном. Не презрительным и властным. А словно маску снял – и с лица, и с голоса.
– Настоящих экзорцистов-священников в России нет. Только мошенники. А ты можешь, я знаю. Ты избавляешь от сущностей. Так вот: во мне сидит сущность. Эта сущность – демон, чудовище. Это он меня заставляет делать все то, что я делаю… Мучить женщин. Охотиться на людей. Убивать. Он как будто дерет меня когтями изнутри, пока я не сделаю то, что ему надо. Пока я не накормлю его кровью. Я чувствую его голод. Я накормил его две недели назад…
– Убийством?
– Нет, я узнал, что один из моих людей сливает информацию конкурентам. Я лично избил его, сломал ему пальцы на руках и на ногах, выбил все зубы. Очень хотелось отрезать язык, но это усложнило бы имитацию хулиганского нападения. Хулиганы обычно не вырезают языки. Но бил я его долго и сладко. Так сладко, Сандугаш…
– Как меня?
– Нет. Тебя было слаще бить, – на висках Федора вдруг высыпали бисеринки пота, он быстро облизнулся, в глазах полыхнуло что-то…
Но это была еще не белизна. Не та белизна, которую ждала, выманивала Сандугаш.
– Итак, две недели назад ты его покормил, – мягко подсказала Сандугаш.
– Он начинает снова хотеть крови. У меня еще где-то три недели. Или больше, если я буду терпеть. Но я хочу освободиться. Сделай для меня эту работу.
– Тебе придется рассказать, когда все началось. Только не твои пакости, не надувание лягушек через соломинку, не сжигание живьем земляных червяков и не подвешивание котенка на леске… Кстати, если бы ты того котенка убил, мы бы сейчас с тобой не говорили. Хорошо, что твой отец вовремя обнаружил все это, спас котенка и всыпал тебе. Хорошо, что с тех пор ты только мечтал, как бы ты мучил кошек и собак… Но боялся. Плохо, что ты вместо этого мучил сестру. Она боялась тебя. Но ее ты не мог мучить так, как хотел. Щипки и «крапивка» – это же мелочи по сравнению с настоящей поркой. А как тебе хотелось сорвать с нее беленькие трусики и врезать ремнем с пряжкой, отцовским ремнем…
– Ты все знаешь. Черт, ты настоящая ведьма! – с восхищением сказал Птичкин.
– Я – шаман. И да, я знаю. Вернее – слышу. Ты только что все это рассказал мне. А я услышала. У меня эфирный слух. Но ты не рассказываешь мне про Белоглазого.
– Про кого?
– Про то чудовище, которое сидит внутри тебя.
– Ты знаешь, как его зовут?
– Я так называю его. Несколько раз я видела, как он брал власть над тобой. И твои глаза становились белыми. Когда он появился впервые? Как ты это почувствовал?
– Мне было одиннадцать. Как раз в том возрасте, когда мне хотелось сделать с Олькой то, о чем ты говорила… И даже больше. Рано пробудившаяся сексуальность. Мои друзья были такими же, как я. Мы только и разговаривали, как бы кого из слабаков помучить, по-настоящему помучить. Иногда они предлагали поймать кошку или собаку… Но отец меня так страшно выпорол за котенка, и я знал, что если он что-то узнает – будет очень плохо. Мой отец… Он был боевым офицером. Служил в горячих точках планеты. Там, где якобы СССР не допускал своего вмешательства. Он был настоящим психом, мой отец, но у него было очень четко: девочек не бить, женщин не бить, животных не мучить. А вот собственного сына – можно.
– Ты считаешь, что отец виноват в твоей жестокости? – усмехнулась Сандугаш.
– Нет, – спокойно ответил Федор. – Я считаю, что отец удерживал меня от проявлений моей жестокости, сколько мог. По-настоящему я смог разгуляться, когда начал зарабатывать серьезные деньги и перестал общаться с семьей.
– Хорошо. Это понятно. Итак, одиннадцать лет?..
– Было лето. Мне было скучно. Между гаражами спала бомжиха. Молодая, но уже страшная. Пьяная или обдолбанная. Мы еще не курили. Но тогда купить сигарет пацанам было легко. Мы купили сигареты специально, чтобы мучить ее. Мы прижигали ее сигаретами, она мычала, но не просыпалась. Потом нам это надоело. И мы все же решили взяться за кого-то, кто будет реагировать. Мы поймали пацана, маленького пацана, он решил срезать путь за гаражами, шел из школы, дурачина. Мы решили заставить его… Проделать с бомжихой всякие вещи. Сексуальные. Он ревел, блевал, умолял. И чем больше он умолял, тем сильнее мне хотелось проделать с ним… Всякое.
– Изнасиловать?
– Я не был уверен… К парням меня не тянуло. Просто мне хотелось видеть его кровь. Не только слезы, но и кровь. Мне хотелось его придушить. Мне хотелось… Я сам даже не понимал… Черт, я с тобой слишком откровенен.
– Это нормально. Видишь вон тот коврик за моей спиной? На который ты смотришь, когда смотришь на меня? Это мандала, вызывающая на откровенность. Чтобы не терять времени с клиентами. Но ты можешь вообще молчать и просто вспоминать.
