Марианна оказалась права – французы, увидев ее новый нос, пришли в восторг. От них факт пластической операции скрывать не стали – такая строчка была в контракте. Модель такого уровня должна быть предельно честна с заказчиками.
Так она получила работу – самую главную в своей жизни работу.
И так она получила билет в лодку Харона.
7.
Даниил на Ксюшины похороны не пришел. Конечно, ему сразу же сообщили о ее смерти. И он даже собирался. Купил огромный букет. Он ни разу не дарил ей цветы. Это был бы переход той черты, которой он так боялся. Которая делала его преступником. Всегда знал, что Ксюша любит белые розы. Но даже на дни рождения приходил с конфетами, с идиотскими плюшевыми медведями, даже с драгоценностями в бархатных футлярах.
И вот первый букет для Ксюши. Триста роз. Никакого траурного венка, никаких черных лент. Смерти нет, это иллюзия. Пусть эти розы просто лежат на могильном холмике, врассыпную, как снежное одеяло.
Цветы купил заранее, вечером. Потом пошел с лучшим другом в бар и напился как свинья.
– Ты ведь любил ее, – вздохнул друг. – Все это понимали.
– Я не…
– Да знаю я, знаю, не злись. Ты – порядочный и никогда бы не. Но любил. С самого начала.
– Я вот думаю… А если бы…
– Нет никаких «если бы». Ничего бы не получилось. Лизка бы узнала и посадила бы тебя. Да и Ксюша эта – прости господи душу ее – испугалась бы. Ты бы стал ей противен….
– Я мог ее уберечь. Я не хотел, чтобы она стала моделью.
– От всего бы не уберег… Судьба. Лизка-то знает?
– Хрен ее поймешь. Мы почти не общаемся. Она замуж собралась за итальянца.
Домой друг принес его на руках. Даниил уснул прямо в одежде. Другу только ботинки стащить с него удалось. Утром зазвонил будильник, он подскочил, почистил зубы, влил в себя кофе, надел свой лучший темный костюм, взял букет, вызвал такси, спустился к подъезду… И сказал водителю: «Поехали в центр, просто покатаемся по бульварному кольцу!» Водитель пожал плечами, но промолчал – он привык к клиентам со странностями.
Даниил понял, что он не готов увидеть Ксюшу в гробу. Что-то в нем необратимо изменится, если он увидит. Черт его знает – не то инстинкт самосохранения это был, не то банальное малодушие.
До вечера он шлялся по городу. А Ксюшины цветы оставил у памятника Высоцкого. Банально, пошло. Но почему-то это показалось ему правильным.
8.
Странно – окружающие не замечали изменений в ее лице. А сама Ксюша долго не могла к нему привыкнуть. Пугалась своего отражения в зеркале. Вроде бы она, а вроде бы и нет. Как будто бы в нее вселилось чужеродное существо и отожрало кусочек от ее сущности.
Ксюша даже вызвала на тет-а-тет своего давно позабытого в модельной суматохе ангела-хранителя. Даниила. Ее телефонный звонок застал его в Лондоне, куда он прилетел на переговоры. Но Даниил обрадовался, сорвался и через несколько часов прямо из Домодедово примчался в пустой уютный бар, где она назначила встречу.
Ксюша ничего не сказала об операции.
Но удивительно – он сразу же заметил. Профессиональные фотографы и визажисты, которые столько раз чуть ли не под лупой рассматривали ее лицо, не заметили. А он – сразу же, с порога. Заметил и расстроился. Он любил Ксюшу такой, какая она есть. Считал ее совершенством. Недосягаемой вершиной.
– Ты переделала нос! Зачем?
– Работа у меня такая, – легкомысленно сказала она, хотя на душе кошки скребли.
Почему-то она ждала, что пожалуется, а он будет уговаривать, что все хорошо, что ей так лучше, и вообще – пустяки какие. Пластическая операция для современной женщины – это как на чистку зубов сходить. Обычное дело.
– Тебе не надо ничего менять! Никогда никого не слушай. Ты – самое красивое существо из всех, что я когда-либо встречал.
– Изуродовали, да? – поникла она.
– Конечно, нет! Изуродовать тебя невозможно. Но я не люблю, когда улучшают шедевры. Это преступление.
– Я чувствую свое лицо чужим. Как будто бы меня убили. А вместо меня живет теперь другая девочка. Похожая на меня, но другая.
– Может быть, сходить к психотерапевту? Я могу дать телефон очень хорошего!
– Еще бы время на это взять… Мне через неделю улетать в Париж. А потом у нас съемки в Марокко почему-то. Там нашли шикарную натуру для ролика… Ладно, не парься. Просто у меня дурное предчувствие.
– А может быть… Хочешь, откажись от контракта? – вдруг предложил Даниил, – Сколько тебе должны заплатить? Я могу положить ровно эту сумму на твой счет. Ты ничего не будешь мне должна взамен.
– Это же не просто деньги. Это моя карьера, развитие. Светлое, блин, будущее.
– Но ты хотя бы подумай. Сделаешь паузу на годик. Поездишь по миру. У меня есть домик на Бали и квартира в Риме, я дам тебе ключи. Обещай хотя бы подумать!
И Ксюша пообещала.
9.
В последние минуты своей жизни Ксюша отмечала очередную победу. Наедине с собою. Стояла перед зеркалом – домашний атласный халат, лубутены на высоких шпильках, «Вдова Клико» в винтажном хрустале. И, чокнувшись со своим зеркальном отражением, сказала: «Спасибо всем силам и богам, которые помогают мне! Мы вместе еще всех сделаем!»
И в тот самый момент боги забрали ее к себе, а сама Ксюша даже толком не поняла, что случилось. Почувствовала боль, сразу за которой наступила ночь, вечная ночь. И даже не разглядела лица своего убийцы. Вошла в смерть легко и царственно, как, наверное, ей и было положено по статусу.
Говорят, умирая, человек вспоминает все самые яркие прожитые события. Если бы Ксюшу спросили – как ты думаешь, что ты увидишь в свои последние минуты? – она начала бы перечислять какие-то самые яркие вехи своего пути. Первая фотосессия – и как все ее называли будущей звездой. Первый показ – ох, как она волновалась, как шатались под ее неуверенным телом высокие каблуки. Первая поездка в Токио – многие модели сначала проходят через азиатские контракты. Азия закаляет как шаолиньский монастырь – там много работы, бешеный ритм, неплохие деньги, но никакой известности. Первая съемка для обложки журнала. Первое свидание с любовником-миллионером – яхта и салют над Москвой-рекой в ее честь.
А на самом деле ей вспомнился обычный серый вечер. Февраль, однушка, которую для нее снял Даниил, ей четырнадцать. В комнате спит, похрапывая, няня. А они с Даниилом сидят в кухне и болтают шепотом. Снег за окном – медленные плавные снежинки. Как крошечные бумажные самолетики. И Даниил что-то вдохновенно ей рассказывает, а Ксюша любуется его лицом. Каким красивым оно становится, когда он рядом с нею. Как будто бы в ней есть некий свет, который Даниил отражает. Другие люди не могут отразить, а он – да. И вдруг Ксюша вскидывает руку и протягивает к нему, хочет по щеке его погладить. Да, она спокойная, даже немного заторможенная, но все же – четырнадцать лет, гормональный шторм, замкнутая жизнь, смутное желание любить. Она тянет руку, а Даниил отстраняется, да еще так испуганно, словно она не ладонь протянула, а гремучую змею. «Не надо!» – говорит он серьезно, и Ксюша отдергивает руку как от кипятка. «Мне пора домой!» «Ну пора – значит, пора!»
