Со стороны могло показаться: отношения деградировали в дружбу, будто бы никогда не было между ними той ночи. Давным-давно. Что это непоправимо, из такой дружбы нет пути обратно в страсть.
Но Федор знал, что это не так. Ему просто нравилось с этой девочкой играть. Она была ему интересна.
Он методично прощупывал почву. Изучал Сандугаш, наблюдал за ней и складывал выводы во внутреннюю копилочку. Ежевечерние чаепития. Водитель привозил Сандугаш к полуночи, и Федор встречал ее в кухне, как идеальная немецкая жена. Сам варил для нее какао или заваривал белый улун. Выслушивал ее впечатления от прожитого дня, делился своими. Мягко, как сорная трава, прорастал в нее.
И не сокращал дистанцию. Птичкин и пальцем ее не тронул. Позволял ей считать, что рядом с ним она в полной безопасности. И его совсем не пугало, что она может привыкнуть к этой дружбе и перестать воспринимать его как мужчину. Федор точно знал, что, несмотря на внутреннюю свободу Сандугаш, хозяином положения остается он. В этих отношениях только он может диктовать правила. Впрочем, как и в любых других.
Только раб борется за статус. Статус же короля неотделим, ему не надо ничего никому доказывать. Король может позволить себе любую игру. Даже такую, в которой он выглядит жалким и смешным. Потому что в конечном счете все равно будет понятно, что это всего лишь стратегия.
Но он не мог ожидать, что ключ к ее заветной территории окажется таким простым. Таким чертовски простым! Этот ключ подходил к каждой его знакомой женщине!
Банальная ревность.
Одним вечером в гости к Птичкину пришла женщина. Честно говоря, с его стороны это и не было игрой. Если он сомневался в уместности такого визита, то только несколько минут. Мелькнула мысль – может быть, снять люкс в Мариотте, – но Федор ее отверг. Ему нравилось принимать женщин в специальной комнате. Он не мог позволить, чтобы даже такая интересная девушка как Сандугаш лишила его этого скромного удовольствия.
И женщина пришла.
Не любимая, не друг, не любовница. Как обычно – незнакомка. Когда-то Птичкин вручил ей визитную карточку на показе мод, в котором она блистала. Обычный для него сценарий. И через несколько недель манекенщица вспомнила о нем и позвонила. Он ее тоже сразу вспомнил. Впечатления от нее остались приятные. Она была уже взрослой для модели – под тридцать. Но некоторых женщин возраст только украшает. Тело еще остается упругим, лицо еще не разлиновано морщинками, а во взгляде уже такая глубина, такой омут. Звали ее Настя.
Настя не волновалась как многие другие, впервые пересекавшие его порог. Она точно знала, что именно ее ожидает, и не питала никаких иллюзий. Птичкину показалось, что ею движет не только жажда получить щедрый гонорар, но и любопытство. А любопытных он любил. Любопытные – это романтики, это пираты. Те, кому доступно вдохновение.
Настя специально приготовилась – на ней было неуместное вечернее платье из алого бархата. Но ему понравилось, что женщина так старается для него. Ее кожа блестела от какого-то золотого масла, которое он, конечно же, попросил смыть. У нее были приятные духи – сандал и ваниль. И сама она была приятная – с обволакивающей энергетикой. Такая спокойная, уверенная в себе, расслабленная. Как будто бы коронованная особа. У нее была плавная речь и очень богатый для модели словарный запас. Он даже пригласил эту Настю в гостиную и предложил ей вина, хотя обычно предпочитал вовсе не разговаривать с такими вот оплаченными случайными любовницами.
И вот в тот момент, когда Настя, томно закинув длинные ноги на каминный диванчик, своим глубоким грудным голосом рассказывала что-то о дождях в Париже, – в тот момент в гостиную и вошла ни о чем не подозревавшая Сандугаш. Явно только что из душа, мокрые волосы небрежно заколоты на затылке, чисто умытое лицо, дешевый спортивный костюм с вытянутыми коленками, который она носила дома.
Она увидела Настю и оторопела – в первый момент попятилась даже. Слишком привыкла к тому, что Птичкин живет бирюком.
– Ой… простите меня, не хотела вам помешать! Я пойду.
– Да нет, что ты, проходи, – пригласил Федор.
Он и Сандугаш вручил бокал, в который плеснул каберне.
Настя подняла холеную бровь и смерила девушку оценивающим взглядом.
– Познакомьтесь, – Птичкин представил их друг другу. – Тем более, вам есть о чем поговорить. Настя тоже работает с агентством Марианны.
– Ну да, – лениво подтвердила женщина, закинув руку и поправив тщательно уложенные волосы, которые блестели как зеркало. – Ты ведь тоже едешь в Нью-Йорк со всеми?
– В Нью-Йорк? – удивилась Сандугаш, которая даже не поняла, что это была неприкрытая атака, маневр, призванный уничтожить внезапную соперницу.
– Все ведущие модели едут. Я, Сальма, Венера, Рита, Василиса. Ну, ты их наверняка знаешь.
В небрежной интонации она перечислила имена всех самых известных моделей агентства. Ни с кем из этих звезд Сандугаш знакома не была. Их портреты украшали кабинет Марианны, эти девушки были визитной карточкой агентства. «Когда-нибудь и твое лицо будет среди них», – улыбнулась однажды Марианна, перехватив ее заинтересованный взгляд. Местечковые топ-модели. Девушки, лица которых уже начали узнавать во всем мире, а не только в Москве. Совсем другой уровень. Правда вот самой Насти среди них не было – и вообще, Сандугаш до того вечера ничего о ней не знала.
– Ничего страшного, – смягчилась Настя. – Будет и на твоей улице праздник… Может быть.
– Точно будет.
– Вот и славно, что ты так веришь в себя… Федор? – она исподлобья посмотрела на Птичкина приглашающим кошачьим взглядом. – Может быть, мы пойдем?
И Птичкин, конечно, понимал, что это невежливо по отношению к Сандугаш, но вдруг интуитивно почувствовал, что этот дешевый трюк может сработать. И как показало время – он был прав.
Приобняв Настю за плечи, он попрощался с Сандугаш.
И они ушли, оставив удивленную девушку одну, перед теплым камином, с бокалом красного вина в руках.
Правда, расслабиться в тот вечер у Птичкина не получилось. Не получилось целиком отдаться своему темному естеству. Во-первых, эта Настя ужасно переигрывала. Наверное, она считала, что ее визги и чересчур сладострастные для жестоко избиваемой женщины стоны возбудят его. Но вышло все наоборот – это возвращало его в реальность, мешало уплыть по тусклой лунной дорожке и раствориться в бездне. И она не реагировала на боль. Совсем. В тот вечер он позволил себе большее, чем обычно. На нежной Настиной коже остались кровавые полосы и фиолетовые синяки. Женщина же вела себя так, словно ее шутя шлепнули по ягодице. «Она заранее накачалась обезболивающим, – понял Птичкин. – Или какой-то наркотой!» Это понимание лишило его остатков вдохновения.
Во-вторых, где-то на заднем плане маячила мысль – а прислушивается ли Сандугаш к тому, что происходит в этой комнате? То есть, услышать ничего она не могла – Федор хорошо позаботился о звукоизоляции. Но думает ли она о том, что он сейчас делает с холеной красивой Настей? Представляет ли себе то, что происходит совсем рядом с нею, за несколькими стенами? Может быть, даже представляет себя на Настином месте? Там, у камина, у нее был такой взгляд…
