Садик улыбнулся:
– Нет, я сириец.
– О прости, просто… Ты просто похож на итальянца. Я каждое лето там отдыхаю. Вы к нам в гости или… беженец?
– Я беженец.
Садик хотел уже оторваться от назойливого бармена.
– Тогда еще лучше. Вы дорогие гости. Мы рады вам.
Бармен искренне, как дитя, улыбался. Он оглянулся так, словно кто-то за ним наблюдал, и подался к Садику. Доверительно положив ладонь на его руку, добавил:
– Очень рад тебя видеть в нашем заведении. Всегда буду тебе рад. И… спутница у тебя классная.
Он подмигнул и отпустил руку Садика.
Садик с довольной физиономией и с заставленным заказом подносом вернулся к Анне.
– Вы о чем-то разговаривали? – спросила она его.
Садик приподнял бокал и дал знак чокнуться стаканами. Она взяла свой стакан и удивленно посмотрела на парня.
Садик повернулся к бармену. Тот улыбнулся и рукой издалека помахал им обоим.
– Теперь я верю в теплоту и гостеприимность баварцев. Выпьем за них.
Анне понравился предложенный тост. Ей стало лучше и комфортнее на душе. Ведь хорошо, когда обида проходит. Они чокнулись стаканами и глотнули виски со льдом.
– Теперь твоя очередь? – Анна обхватила двумя ладонями бокал и оперлась локтями о дубовый столик.
Садик вопросительно посмотрел на нее, словно не понял намека.
– Ну… расскажи о себе, – Анна настойчиво посмотрела на своего кавалера.
Садик опустил голову, словно не знал, с чего начать свой рассказ.
– Тогда расскажи про того мальчика. Ты обещал!
Садик сделал глоток, поставил стакан на стол, откинулся на спинку кресла и, вздохнув, как бы нехотя начал свой рассказ…
Глава 10
(Из воспоминаний Садика)
Садик находился в полушаге от границы с Турцией, пока ещё… Он должен был во что бы то ни стало до завтрашнего утра ее пересечь. Вдалеке уже грохотала канонада. «Завтра война дойдет и сюда», – заключил он.
Была ранняя заря. Люди еще спали в небольших палатках и самодельных шатрах из тряпок и лохмотьев. Мужчины в основном лежали прямо на земле. «Скоро вновь станет жарко, невыносимо жарко… Дети вновь будут плакать. Воды совсем не осталось».
От начавшегося грохота люди начали просыпаться. Все были в растерянности: никто не ожидал, что стрелять начнут так скоро. Было непонятно, кто вообще пошел в атаку: террористы, ополченцы, военные… Но это было неважно, ведь снаряд и пуля убивают одинаково, кем бы ни были пущены.
Турецкие военные стояли вдоль своей границы. Они не вмешивались в конфликт, а контролировали границу своей страны, следя за потоком мигрантов. Точнее говоря, отслеживали количество прибывающих на их территорию сирийцев, пропуская определенное количество людей в день. Садик уже месяц ждал своей очереди. Да и очередью это не назовёшь: прибывали все новые и новые беженцы. Их не убывало. Приоритетом в пересечении границы, как всегда, из гуманных соображений, пользовались дети, женщины и старики.
Все слышнее и слышнее становилась стрельба и грохот. Люди встревожились и раньше назначенного времени подошли к пропускному пункту. Граница была обозначена двумя рядами колючей проволоки, между которым шла контрольная полоса, шириной в этом месте примерно около километра.
С турецкой стороны военные наблюдали за происходящим из спецукрытий и военных машин. Непосредственно у проволочного ограждения находилась пара пограничников.
В хаосе гражданской войны в Сирии движение мигрантов было таким же беспорядочным. Потому что никто не был готов к такому. Граница проходила на возвышенности, где столпились люди. Внизу, у подножия, уже показались боевые машины и пехотинцы. Развивающийся у границы конфликт был двусторонним: похоже, что те, кого гнали, намеревались, спасаясь, прорваться в Турции. А возможно, и просто отбивались, стараясь оторваться от преследования. Обстановка была чрезвычайно напряженной. По сигналу турецкие пограничные войска сгруппировались в несколько рядов пехоты и техники. То тут, то там мелькали офицеры с рациями.
Садик понял, что запахло жареным и вот-вот гражданское население окажется в самом центре конфликта. Возможно, никто и не выживет или еще хуже – попадет в плен. Он встревожился не на шутку и приблизился к другим мужчинам, прислушиваясь к тому, что они обсуждают.
– Скоро нас будет рвать бомбами. Но не паниковать! А то женщины заметят. Надо идти к пограничникам и просить, молить их, чтобы нас пропустили. И сейчас, немедленно. Кто знает турецкий?
Все промолчали. Садик откликнулся:
– Я чуть знаю, когда-то в Турции стажировался.
Люди знали, что он врач, и высоко его ценили.
Было решено, что он будет вести переговоры, потому что надежный и на крайний случай холостой и один, без родни.
Внизу шла уже настоящая бойня. Садик не стал медлить. Он побежал к блокпосту границы. Через десять минут уже стоял у границы и переводил дыхание. Он еще не мог отдышаться, чтобы что-то сказать. Подошел турецкий военный. Их отделяла контрольная полоса границы. Садик выпрямился и начал кричать:
– Там… Там стреляют уже.
– Мы слышим, – ответил турок.
– Так откройте границу, Аллахом молим! Люди! Умаляем вас! Скоро нас всех перебьют! Помогите, спасите нас, братья!
– Еще не время пропуска беженцев.
– Сделайте что-нибудь. Там дети, старики. Хотя бы их пустите. Сжальтесь во имя Аллаха!
Турок отпрянул и поспешил к военным палаткам.
Садик топтался на месте и все никак не мог отдышаться как следует. Он оглянулся. «Слава Всевышнему!» – он посмотрел на небо. Там, вдалеке, его группа наконец-то двинулась с места и пошла в сторону границы. Он знал, что просто так, когда захочется, границу открывать не могут. Должны быть организованы силы приема беженцев, и это занимает немало времени. И к тому же, как назло, этот пропускной пункт не был регулярным. Военные на скорую руку смастерили здесь шлагбаумы и подтянули войска для поддержки пограничников.
Каждый день здесь пропускали беженцев, но делали это ближе к вечеру, когда спадала жара. Но сегодня все пошло не так, как обычно: ведь никто не ожидал, что война докатится так близко и так скоро.
«Наша группа прибыла сюда вчера, – думал Садик. – Здесь и другие беженцы. Еще вчера все были счастливы, что завтра мы вырвемся из когтей войны. Но кто знал, что сегодня все будет иначе и война нас все-таки настигнет…»
Люди шли пешком, транспорта не было: ни машин, ни лошадей, ни ослов. От страха дорога становилось мучительно трудной. Бегущие от войны люди многое пережили, оставили за собой столько горя и теперь… «Что!? И это все!? Нам придется умереть!? Когда мы в двух шагах от спасения!? Я просто не хочу в это верить!» – внутренне негодовал Садик.
