Сапсанов, заметив битву, притормозил. Я вполне могла его понять: ты заранее забронировал столик, но когда пришел в ресторан, то увидел, что он уже занят другими. Дерущиеся от души рвали друг на друге волосы и обменивались отборными матюгами.
И нигде ни одного спецназовца. Ни на крышах, которые были в поле зрения, ни за машинами… Вот даже ни намека на то, что Сапсанов привел с собой целую «бригаду».
То, что произошло в следующий момент, заставило меня уронить челюсть. Один из драчунов резво отбросил своего другана в сторону, рванулся к Сапсанову, выхватил у него из руки сумку и побежал за угол. Вслед за ним в том же направлении ломанулся второй «нетрезвый».
Игорь Дмитриевич застыл на месте, но ровно на мгновение.
— А ну-ка, стоять, сука! — услышала я его крик, с которым он бросился в погоню за грабителями.
Когда вся троица исчезла за углом, я решила, что, наверное, мне тоже стоит присоединиться к марафону. За углом Пятницкой был сквозной переулок, через который можно было убежать дворами. Таким образом, преступникам останется преодолеть его, а потом они попросту затеряются среди домов. Но когда, приоткрыв дверь машины, я уже захотела выбраться из нее, то вдруг услышала выстрел. И почти сразу же прозвучал чей-то крик. И еще один выстрел сразу же за ним.
Прости, господи, вот оно. Вот то, о чем говорил Сапсанов — подоспела помощь. Тот самый друг со своими отбитыми на всю голову парнями, о котором он говорил. Бойцы, видимо, рассредоточились так, чтобы перекрыть все входы-выходы, поэтому я их не заметила. И, кажется, им повезло. Но я могла судить только по наличию криков и выстрелов, а это ни о чем конкретном не говорило. Ошибкой было бы думать, что там, где меня нет, происходит то, что мне известно. Все это далеко не так…
Я понятия не имела, появится ли кто-то снова на углу, но все равно продолжала снимать пустую улицу на камеру. Кто знает, что еще может произойти?
Вот и произошло. Через несколько минут я увидела Сапсанова, который быстрым шагом вышел из-за угла дома. Он шел, наклонив голову, прикрывая рукой глаза от мокрого снега, облепившего все вокруг. Другой рукой он обнимал за плечи невысокую худенькую девушку в расстегнутом бордовом пальто. Она звала кого-то по имени и пыталась оглянуться. Сапсанов не давал ей этого сделать, уводил все дальше и дальше. Она кричала на отца и даже ударила его кулаком в плечо. В какой-то момент она вывернулась из-под его локтя, но он быстро вернул ее на место, что-то коротко сказал и взял за руку. Так и повел за собой. Девчонке оставалось только подчиниться. Они быстро пропали из поля зрения, и я откинулась на спинку сиденья, оставив камеру работать в одиночестве. Надо было перевести дух.
Все, что произошло у меня перед глазами, было слишком непонятным. Но то, что я увидела в финале, заставило облегченно выдохнуть — Ксению удалось освободить, это главное. Черт с ними, с деньгами. Жизнь человека всегда должна быть на первом месте.
Но что же случилось после того, как «пьяные» вырвали из рук Игоря Дмитриевича сумку? Догнал ли их Сапсанов? С чем пришлось столкнуться ребятам в масках?
Судя по звукам стрельбы, преступников все-таки повязали. А истерику Ксении можно было бы и не объяснять. Я хорошо помнила то, о чем нам рассказывали психологи во времена моего обучения в «Ворошиловке». Тогда речь шла о поведении освобожденных из плена людей. Оно могло быть непредсказуемым. Те, кто пережил похищение и провел какое-то время в плену, всегда нуждались в мощнейшей психотерапевтической помощи, и подходить к этому следовало самым серьезным образом. Прежними пережившие насильственное заточение люди уже не становились. Один из «психов» на лекции рассказывал, что некоторые освобожденные так и не возвращаются к нормальной жизни, хоть внешне про них этого сказать нельзя. Я очень надеялась на то, что дочь Игоря Дмитриевича сумеет задвинуть этот эпизод далеко-далеко, на самые задворки своей памяти.
Так, а что же с выкупом? Как бы меркантильно это ни звучало, но я не заметила в руках возвращающегося Сапсанова сумку с деньгами. Значит, воров он не догнал. А как же тогда состоялся обмен?
На обратном пути я решила связаться с Юлией. Вот уж кому абсолютно точно нужно было знать, что с ее ребенком все в порядке. Можно было бы заехать к ней домой, но тогда мне пришлось бы лгать, глядя ей в глаза, о том, откуда я узнала последние вести «с полей». Ей нельзя было рассказывать о том, где я провела сегодняшний день и что увидела. Нельзя рассказывать о выстрелах, которые я слышала; о дочери, которая вырывалась из рук отца, чтобы вернуться туда, где звучали эти выстрелы; о том, что Сапсанов строго-настрого запретил мне вообще общаться с матерью своей дочери на эту тему.
После того, свидетелем чему я оказалась, я и решила позвонить Юлии Олеговне, а не заезжать к ней домой. Она сразу же сняла трубку.
— Юля, это Женя… Да, это я. Хорошо, что узнали. Все закончилось, — без обиняков и приветствий изложила я. — Ксюша жива и, надеюсь, здорова. Я видела ее только издалека, но судя по всему, с ней все в полном порядке.
— Господи… — только и прошептала Юлия. — Девочка моя…
— Я думаю, что сейчас вам необходимо отдохнуть. Самое время, Юля. Не под парами настойки пустырника, не в неизвестности, а теперь уже с хорошими новостями. Дочь жива.
— Как это было? — спросила Юлия. — Как ее освободили? Где это было?
— Я не знаю всего, а объяснять слишком долго — я вас просто могу запутать. Скажу только, что в освобождении вашей дочки я не принимала участия, но видела ее после. В этом можете не сомневаться.
— Вы потом мне все обязательно расскажете, — твердо произнесла Юлия. — Потому что больше мне узнать об этом не от кого.
И хорошо, что никто не расскажет.
— Я помню, — ответила я. — И Игорю Дмитриевичу я не стану рассказывать, что с вами общалась. Как договаривались, можете быть уверены, он не узнает.
— Спасибо.
— Мне-то за что?
— За то, что вернули смысл моей жизни, — просто ответила Юлия. — За дочку. Спасибо.
— Пожалуйста, — пробормотала я. — Я вам позвоню попозже. Всего доброго.
Я подъехала к дому, но прежде чем подняться к себе на этаж, навестила своего спасителя.
— Ну и как поездка? Все в порядке?
Колян выглядел аки барин. Стеганый бордовый халат в пол, полосатые домашние штаны и кожаные тапки никак не вязались с его образом, в котором он пребывал ранее.
— Да ты прямо купчина из имения, — разобрал меня смех. — Сейчас выйдешь во чисто поле, будешь хвастаться хозяйством, курами, всякой домашней скотиной.
— А то, — соседушко с любовью огладил рукава. — Барин я молодой, отчего бы не побаловать себя всяким?
Я подавила смех. Нет, ну хорош ведь, не поспоришь.
— Дальше порога не пущу, — покачал головой Колян. — В моем имении всего пара комнат, а там такой бардак, словно я неделю бухал. Негоже такое юной деве созерцать.
