– Кевин может проболтаться.
Бейли фыркнула:
– Он этого не сделает. Он трус.
Она была права. Кевин мог угрожать, но на самом деле он ничего никому не скажет. Иначе он потеряет не меньше, чем я. Моя тайна была в безопасности. Я чувствовала это.
– Бейли…
– Знаешь, когда все встанет на свои места, я не буду ни на что претендовать. Ты не обязана хлопать меня по пятерне в коридорах или где еще.
Это был удар ниже пояса. У меня словно выкачали из легких весь воздух.
– Да ладно, я не собираюсь игнорировать тебя, – запинаясь, выговорила я.
Бейли оторвала взгляд от звезд и обратила его на меня:
– Значит, мы, девчонки, будем вместе обедать? Болтать о том, как нам удалось получить пятерки на выпускном экзамене по физике?
– Ну, я не занималась весь уик-энд, так что, наверное, пятерка мне не светит… – Я замолчала. Она ждала, не отрывая от меня взгляда. И опять она была права. Когда я представляла свою вновь обретенную жизнь, то почему не думала о Бейли? А если я это и делала, то почему она оказывалась где-то на ее задворках? Почему я не видела, как мы вместе идем по коридору? Обедаем?
Я села, скрестила на груди руки и съежилась из-за холодного ночного воздуха и правоты Бейли.
– Ага. Я не знаю. Почему нет?
Но Бейли продолжала, уверенно и безжалостно:
– А ты не думаешь, что наша внезапная дружба покажется немного странной? И у людей появятся вопросы.
– Мы можем сказать, что, ну, возобновили нашу дружбу, или…
– Ты лучшая выпускница…
– …возможная лучшая выпускница…
– А я рявкаю на людей.
Какое-то мгновение я ненавидела ее. Ненавидела за все, что она давала мне. Потому что она знала, как отчаянно я хочу вернуть свою прежнюю жизнь. Счастливую жизнь, в которой ей не было места. И я знала, чего это будет ей стоить. И тем не менее она соглашалась на всё. Ради меня.
– Но… – Я могла лишь слабо протестовать.
Бейли села и пристально посмотрела на меня:
– Я не взбешусь, если ты не поздороваешься со мной, – сказала она просто. И правдиво.
Я кивнула:
– Хорошо.
Она кивнула в ответ:
– Хорошо.
Я смотрела вниз, на свои кроссовки. Куда угодно, только не на нее.
– Но… мы с тобой по-прежнему подруги? – сама того не желая, спросила я. После всего, что она для меня сделала и собиралась сделать, я не имела права спрашивать об этом. Мои щеки пылали. – Прости, я… если ты не… это…
Бейли фыркнула:
– Разумеется, подруги. Мы навсегда останемся подругами, тупица.
Я улыбнулась.
Внезапно Бейли вздрогнула и показала пальцем на небо:
– Подожди, а это что такое?
Я проследила за ее жестом.
– Бейли… – Мой голос дрожал от шока. – Бейли, это…
Бейли затрясла головой:
– Нет. Не может быть.
– Может! Может! – настаивала я.
– Нет. Ни в коем случае.
Вдалеке среди звезд светило и мерцало… что-то. Слишком странное по форме для самолета или вертолета, оно передвигалось по небу, оставляя позади себя мягкое зеленоватое свечение. На какие-то секунды оно зависло над нами, затем совершило один оборот, другой и исчезло из вида.
Я посмотрела на Бейли, она не отрывала взгляда от того места, где… что это там было… словно испарилось, ее рот был круглым от удивления.
– Вау.
– Ага, – согласилась я.
Она улыбнулась мне:
– Может, Кевин возвращается на ней на свою родную планету.
Мы захихикали, а затем расхохотались так, что чуть было не свалились с животных.
– Ладно, хватит. Поехали домой.
2012 миль
Я проснулась от ощущения того, что у меня по подбородку течет слюна. Прищурившись от яркого солнца, я попыталась сориентироваться. Где-то ранним утром после нашей последней остановки – бензин для фургона, болеутоляющее для меня, энергетические напитки для Бейли – я, должно быть, заснула, убаюканная мерным шумом двигателя и покачиванием фургона. Теперь машина стояла на обочине, двигатель был выключен. Здания вдоль дороги казались мучительно знакомыми. Я приехала домой.
– Эй, счастье мое. Я позволила тебе немного поспать. Не хотела, чтобы ты оказалась дома слишком уж рано. Она помахала у меня перед носом каким-то журналом. – А тебе известно, что у Кевина на заднем сиденье лежат примерно пятьдесят номеров «Мужского журнала» с загнутыми страницами. Он очень увлекается спортивными пищевыми добавками. – Голос Бейли был хриплым от усталости. Под глазами – темные круги, одежда – в крошках «Принглз».
– Мы это сделали. – Это были единственные пришедшие мне в голову слова. Я попыталась улыбнуться, но к глазам подступили слезы.
– Ага. – Ухмылка Бейли померкла. Она втянула носом воздух и почесала шею. На меня она не смотрела. Неожиданно я почувствовала себя некомфортно. Мне нужно выйти прямо здесь? Попрощаться и войти в дом? Нужно ли нам обняться? Простого «спасибо» тут явно недостаточно. А стоит мне выбраться из фургона, и все останется в прошлом. Я не хотела этого.
– Э, твой дом за углом, – коротко сказала Бейли. – Не хочу, чтобы твои родители…
– Увидели фургон. Спасибо. Хорошая идея.
– Ага. Будет жалко, если всё вдруг пойдет насмарку. – Опять молчание. Бейли смахнула с ноги крошку «Принглз».
– Мы, наверное, проспим целый месяц, как ты считаешь? – интересовалась я. Это прозвучало так вяло. Так беспомощно.
Бейли махнула у меня перед носом пустой жестянкой:
– Не-а, на заднем сиденье их штук двадцать. Я под таким напряжением, что чувствую, как растут волоски на руке. Мы посмеялись над ее неуклюжей шуткой. Она показалась мне вымученной. – Ах, да, – сказала Бейли. – Я купила это, когда ты спала. Каждой по штуке. – И она сунула мне треугольный кусок бумаги.
Это была почтовая открытка – гигантские розовый слон и черно-белая корова гордо возвышаются над морем колышущейся травы.
– «Наилучшие пожелания из Миссури», – прочитала я.
– Ага. Знаю. Звучит банально. Надо было придумать что-нибудь позаковыристей.
– Наилучшие пожелания из Мууссури, – предложила я.
– Держи хобот по ветру, – добавила Бейли с быстро угасшим смешком.
Я, часто моргая, сунула открытку в задний карман.
– Спасибо. Она будет напоминать… – Я остановилась, не успев сказать о нас. Это означало бы окончательное расставание. – Напоминать об этом уик-энде, – закончила я.
