– Так когда у нас автобус?
– Мы на него опоздали. Следующий только завтра утром. – И я увидела, как Бейли осознает только что сказанное мной.
– Когда ты переносила свою процедуру, чтобы найти меня, то понимала, что не сможешь оказаться дома вовремя.
Я пожала плечами:
– Найти тебя было важнее.
– Но как же твои родители? Они узнают обо всем. – Я снова пожала плечами, удивленная тем, как сильно опечалилась Бейли. – И в школе разнюхают.
– Ясное дело. – Я не смогла скрыть, что мне, в общем-то, это безразлично.
– Ты поступила глупо.
– Нет. Не глупо. – Мои глаза сверкнули. – Я не жду благодарности или чего-то подобного, и не надо так злиться.
– Я и не злюсь! – огрызнулась Бейли.
– Тогда почему ты на меня почти кричишь?
Бейли вздохнула, расстроенная:
– Прости. Просто… До этой самой минуты я ничего не понимала. Ты раскрыла мне глаза. Но мы же делали все, чтобы никто не узнал. – Она достала бумажник. – У меня семь долларов. А у тебя сколько?
– Двести восемьдесят. – Мне не было нужды пересчитывать деньги. Я точно знала, сколько у нас осталось.
– Как думаешь, кто-нибудь продаст нам машину за двести восемьдесят семь баксов?
– Если и продадут, то мы на ней далеко не уедем.
Бейли запустила пальцы в волосы:
– Не думаю, что ты понимаешь, каково тебе придется. Уж поверь мне. Я знаю, как оно бывает, когда против тебя ополчилась вся школа. – Она взяла еще одну чипсину и сунула себе в рот. А затем пробормотала что-то вроде: – Я этого не заслужила.
Я в удивлении моргнула:
– Конечно, заслужила.
Бейли фыркнула:
– Попробуй повторить это, когда половина футбольной команды скандирует «шлюха», завидев, что ты идешь по коридору. Или перешептывается о том, что ты сатанистка – ведь ты не носишь розового. Повтори это, когда учителя делают вид, будто не замечают, как тебя то и дело толкают в коридорах, – ведь ты такая странная. – В каждом ее слове сквозила горечь. Увидев выражение моего лица, она, по обыкновению, выгнула бровь. – Что? Думаешь, мне нравилось все четыре последние года сидеть в столовой в одиночестве? Словно у меня был выбор?
– Ты всегда делала вид, что он у тебя был.
Она закатила глаза:
– Такое не выбирают.
– Ну, теперь тебе будет с кем сидеть. – Я улыбнулась, стараясь, чтобы это вышло непринужденно, хотя глаза у меня были на мокром месте. Бейли лишь фыркнула в ответ. – Ты это заслужила, – повторила я.
Бейли широко улыбнулась:
– Знаешь, будет весело, если за моим столом окажется еще одна изгойка.
– Ты научишь меня огрызаться на тех, кто проходит мимо?
– Ага. И одолжу тебе свои старые армейские ботинки. Ты должна выглядеть соответствующе.
Я хихикнула:
– Может, я даже выкрашу волосы в зеленый.
– Верно. И проколешь себе нос или еще что. Теперь хихикали мы обе. Бейли подняла взгляд вверх, ее глаза сияли. – Знаю, это вроде как ужасно, но я не собираюсь врать, будто слегка взволнована. Именно так я представляла себе жизнь в старших классах – мы вдвоем против всего мира.
Меня словно холодной водой окатили, смех сменился чувством вины.
– Мне ужасно жаль, что мы потеряли столько лет. – Я кисло улыбнулась. – Но, по крайней мере, несколько недель тебе обеспечены.
Бейли тоже больше не улыбалась. Она помотала головой:
– Послушай, у меня всегда есть для тебя место за моим столом, но это хреново, если ты действительно будешь вынуждена сидеть там.
Я кивнула. Я не могла притвориться, что все безоблачно. Мне нравилась моя жизнь. Она была удивительной. Я принадлежала к тем раздражающим всех людям, которые собирались оглядываться на учебу в старших классах с любовью. Но теперь это в прошлом. Мои родители, мои подруги – все всё узнают. Образ прекрасной, идеальной Вероники Кларк будет уничтожен. Годы в клубе дебатов, сплошные пятерки, членство в совете учеников не имеют больше никакого значения. Я останусь в памяти всех лишь как девица, умудрившаяся залететь и сделавшая аборт.
Кевин, должно быть, уже на полпути к Миссури и без устали шлет сообщения своим друзьям. Я отказалась выйти за него замуж и дать жизнь зачатому им ребенку, к чему он старался принудить меня. Так что причин хранить молчание у него не было. Возможно, вся школа уже в курсе. Мой телефон весь день зловеще молчал. Я пыталась убедить себя в том, что это хороший знак, что девочки просто усердно занимаются, но меня все же терзали сомнения. Что, если они в таком ужасе, что не способны говорить со мной? Но я знала… знала, что сделала правильный выбор. Мне по-прежнему казалось, будто глубоко внутри у меня горит теплое ясное пламя. Я просто не до конца просчитала последствия.
Я сделала большой глоток газировки, словно могла потопить в ней свою, ставшую почти привычной панику. Придется все вынести. Школа, считай, закончена. С родителями осталось провести последнее лето. Я справлюсь. Ведь до сих пор справлялась. Пересяду за стол Бейли в столовой, и мы будем общаться друг с другом. Я опустила глаза: мои руки дрожали. Бейли понимающе подняла бровь и опять принялась за начос.
Тарелка опустела. Я тщательно отсчитала деньги, стараясь дышать ровно. У меня болел низ живота. Боль постепенно нарастала, пока я ела, и сейчас достигла такой степени, что мне хотелось свернуться в клубочек и молить об избавлении. Я приняла болеутоляющее, но оно еще не подействовало. Бейли пошла в туалет – я ждала, когда она вернется, с тем чтобы мы могли уйти оттуда, и я приткнулась бы где-нибудь, словно раненый лось.
Проходившая мимо официантка при виде меня слегка нахмурилась. Я, стиснув зубы, выдала ей ослепительную улыбку. Тут совершенно не на что смотреть. Никаких тебе юных девушек, чувствующих недомогание после аборта. Проходите, проходите. Наконец я высмотрела Бейли. Она торопилась к нашему столику, ее глаза горели безумным, опасным огнем, и это, как я уже хорошо знала, означало, что мы в опасности. И неожиданно то обстоятельство, что моя матка будто завязывалась в узел, показалось мне самой незначительной из наших проблем.
– Бейли, ты почему так долго? – с трудом спросила я.
– Да что с тобой такое? Ты выглядишь как раненый лось.
– Мне больно. Так что ты сделала?
Бейли забеспокоилась, ее брови сошлись на переносице.
– Сильно? Тебе нужно к врачу?
Я отрицательно покачала головой.
– Мне сказали, что схваткообразные боли будут «интенсивными». Ну расскажи наконец, что ты учудила.
Она с победной улыбкой бросила на столешницу комплект ключей. Я закрыла глаза. Не от боли, которая стала слабее, но от беспредельной наглости своей подруги.
