Я потеряла дар речи. Кевин был сам на себя не похож. Это был не тот старшеклассник, что называл меня малышкой и иногда забывал закрывать рот, когда жевал. Это был кто-то другой. Возможно, будущий Кевин. Я почувствовала неуверенность. Кевин, все еще ожидавший моего ответа, вдруг впервые заметил Боба.
– А где Бейли?
– Ее здесь нет. – Вот и все, что мне удалось произнести. Но этого, похоже, оказалось достаточно. В глазах Кевина мелькнуло понимание. Его лицо смягчилось.
– Мне так жаль. Я знаю, ты считала ее своей подругой.
Я сглотнула слезы. Я не знала, кто теперь Бейли мне, а я ей. И вообще, были ли мы с ней когда-то подругами.
– Все хорошо, – выдавила я, ненавидя пробудившиеся во мне эмоции.
– Нет, это не так. – И Кевин открыл мне свои объятия. Я и не подумала броситься в них, но он сделал шаг ко мне. Я не сдвинулась с места, и, приняв это за согласие, он крепко обнял меня. Мое тело было напряжено. Я не могла ответить ему тем же, но меня все равно охватило умиротворение. Я закрыла глаза. От него исходил знакомый мне запах, и в данный момент этого было достаточно, чтобы я почувствовала себя в безопасности. – Все хорошо. Все хорошо, – бормотал он, гладя мои нечесаные волосы. Так мы и стояли – он на солнце, а я в тени.
– Я знаю, все это оказалось для тебя кошмаром. Знаю, что не сразу смогу вернуть твое доверие ко мне, – говорил он. – Но по дороге я понял: все это может сделать наши отношения еще крепче. – Я слегка отстранилась от него. Он смотрел куда-то вдаль, погруженный в свои мысли. А потом продолжил: – Я буду держать тебя за руку, заполнять анкеты, куплю тебе огромную порцию мороженого, когда все кончится. И это сделает нас сильнее. Ведь мы никогда этого не забудем. А поскольку нам придется над многим поработать, чтобы стать настоящей парой, я решил, что не буду поступать в Университет Миссури. А найду работу на Род-Айленде, поблизости от кампуса. Мы сможем жить там вместе!
Я в ужасе подалась назад. Кевин благодушно улыбался, довольный своим планом.
– У меня внутри твоя ДНК! – Я чувствовала себя больной. И грязной.
– Что-то не так, малышка? – Его совершенные брови сдвинулись на переносице, золотистые волосы упали на смущенные голубые глаза. Он был чудовищем.
– Ты считаешь, аборт сблизит нас? – Мой вопль разнесся по всей стоянке. Протестующие стали перешептываться. Но мне это было совершенно безразлично. Я показала рукой в сторону Миссури: – Убирайся!
Наконец умиротворенная улыбка Кевина померкла. Теперь он выглядел не смущенным. А очень сердитым.
– Так тебя не устраивает и это? И чего же ты хочешь, Вероника? Я извинился перед тобой. Предложил тебе выйти за меня замуж. Предложил пойти с тобой в клинику. Я был готов на все ради тебя. Но тебе все не по нраву, верно?
– Мне? – эхом отозвалась я. И неожиданно все стало предельно ясно. – Все это не имеет ко мне никакого отношения. Ты заботишься только о себе. Тебе стало грустно, потому что все разъезжаются. Ты боялся, что если я уеду в колледж, ты меня потеряешь. Испугался, что останешься один. Что тебя забудут. Брак? Аборт? Тебе это до лампочки, лишь бы я снова приняла тебя. Потому что если я сделаю так, если останусь с тобой, то никто не поймет, что ты никуда не годный паразит, достигший своего полного расцвета в старших классах.
Кевин широко открыл рот.
– Убирайся, или я позову полицию.
– Но…
Я шагнула к нему.
– Я расскажу им всё, – пообещала я, отчетливо произнося каждый слог. Я не знаю, нарушил ли он какой-нибудь закон, но совершенно очевидно, что это было неизвестно и ему. И он не хотел ничего выяснять. Кевин кивнул, поднял руки вверх, давая знать, что сдается, и моя ошибка длиной в три года начала пятиться назад. Все было кончено. Я повернулась к входу в клинику, чувствуя себя более опустошенной, чем когда-либо.
– Сука неблагодарная.
Это было сказано тихо, но так, чтобы я услышала. Я развернулась, сделала к нему несколько больших шагов, моя рука уже была отведена назад. Кевин даже не испугался. Он лишь был немного сконфужен. Я сделала последний шаг и изо всех сил ударила его кулаком в челюсть. Раздался глухой звук, я почувствовала боль в костяшках. Голова Кевина откинулась назад. Все было как в кино. Я могла бы поклясться, что его кожа в том месте, куда пришелся удар, медленно отделилась от мышц лица. Увидев, как он, проделав несколько неуверенных шагов, грохнулся на асфальт, совершенно ошеломленный моим поступком, я почувствовала сильный прилив адреналина и радости.
Я рванула вперед, желая в довершение всего пнуть ногой ту часть его тела, что доставила мне столько горя, но тут Боб схватил меня за руку. Он сверкнул глазами на протестующих. Некоторые из них опустили свои транспаранты, и я подумала, что, может, увижу в глазах какой-нибудь женщины проблеск удовлетворения, но все они стояли с окаменевшими лицами. Объясняться с полицией в присутствии двадцати недружественных свидетелей не входило в мои намерения. Я кивнула и вслед за Бобом вошла в клинику, оставив стонущее тело моего бывшего бойфренда под солнцем Нью-Мексико.
Я была там. Все стало реальным. Я добилась своего. Эта мысль эхом отдавалась у меня в голове. Внутри клиники оказалось чисто и просторно, вдоль стены стояли стулья, был здесь также ресепшен и несколько успокаивающих нервы картин, а на краю столика лежали старые журналы. Несколько женщин спокойно ждали своей очереди, листая People или просматривая что-то мобильниках.
Я продолжала свое дело. Я была в клинике. И видела все в ярком свете и одновременно слегка размытым. Кто-то с кем-то разговаривал, но эти звуки заглушались несущейся по моим венам кровью. Ладони стали мокрыми от пота. Все это было наяву. Наяву. На негнущихся ногах я подошла к ресепшен, а рядом со мной шел Боб. Женщина средних лет оторвала взгляд от лежащих перед ней бумаг.
– Добро пожаловать! Вы записаны к нам на сегодня? – Она посмотрела на Боба, стараясь, очевидно, понять, что связывает растрепанную девушку и пожилого человека, одетого как ковбой, но ее голос оставался добрым, а в глазах не было осуждения. Я слегка расслабилась, хотя мое сердце по-прежнему стояло у меня в горле, и кивнула.
– Вероника Кларк, – смогла ответить я, радуясь тому, что голос у меня не дрожит. Она что-то набрала на компьютере, а потом, в свою очередь, кивнула.
– Хорошо, вам нужно будет заполнить несколько анкет, а потом медсестра возьмет у вас анализы. Вы уже были у нас? – Я помотала головой. – Ну, дайте нам знать, если у вас есть какие-то вопросы. – Она протянула мне довольно толстую пачку бумаг на клипборде и шариковую ручку.
Я сидела на стуле. Слова, написанные черными чернилами. Квадратики для ответов. Второе имя. Аллергия. Что я ела перед этим. Что пила. Какими болезнями болела. Сколько беременностей у меня было. Я зачеркнула ноль и написала «одна».
Боб тем временем листал кулинарный журнал – выискивал рецепты для мультиварки.
Отдаю заполненные анкеты. Меня вежливо просят заплатить. С трудом достаю из кармана бумажник и протягиваю липкие, мятые банкноты. Внимательно пересчитываю их: каждый раз, когда одна из них касается стойки, передо мной мелькает образ Бейли. Ломбард. Оладьи. Фруктовый лед. Стриптизерши. Двадцатки, пятерки и десятки я пересчитываю быстрее и подталкиваю их к администратору. На этот раз она неспособна скрыть свою жалость. Я улыбаюсь ей, давая знать, что все в порядке. Она берет деньги.
