– Может, нам будет больно.
– Ага.
Теперь я видела грязный край обрыва. Подлесок исчез, между нами и тем, что впереди, оставалось всего несколько мокрых кустиков. Я посмотрела на Бейли. В ее спутанных разноцветных волосах застряли сухие листья; подводка для глаз размазалась, и под глазами ее было больше, чем на веках. Рубашка задралась, а обтягивающие джинсы сползли. Она пыхтела, как собака, а глаза у нее сияли, словно звезды. И возникшее во мне чувство оказалось гораздо более явственным, чем те чувства, что я когда-либо ощущала рядом с Кевином, – глубоко в костях, как когда с блеском справилась с эссе на государственном экзамене.
– Бейли? Знаю, я порой ужасна… но ты лучшая подруга из всех, что у меня были.
Бейли взглянула на меня сквозь падающие на лицо волосы. И, убрав прядь со рта и улыбнувшись, сказала:
– Взаимно.
Я протянула ей руку. Она взяла ее. И, рука в руке, с полного разбега, мы взлетели в воздух.
И приземлились в грязной канаве пятью футами ниже.
– Оооооооуууууй, – застонала Бейли, хватаясь за голень. Я перекатилась на руках и коленях и проверила, пострадал ли какой участок моего тела. Оно все болело от соприкосновения с землей, но насколько я могла судить, серьезных повреждений у меня не было. Я поискала мобильник, обнаружила его рядом в грязи и сунула в карман. Где-то наверху надрывался Кевин:
– Малыыыыыышка?!
– Быстро, – прошептала я. – Туда. – И показала на ливневый сток в нескольких футах от нас. От доносившегося оттуда запаха свербило в глазах и в носу, но внутри него было темно, и нас никто не мог там увидеть. Мы забрались в него. Сидели в канаве обнявшись и слушали, как преследующая нас троица топает через подлесок над нами.
– Малышка, вернись! Ты сама не понимаешь, что делаешь!
– Эх. Мои ботинки все в грязи. Это ужасно. Пошли отсюда.
– Я проголодалась. Давай пойдем к Денни.
– Малышка. Раскаяние после аборта – это ужасно!
– Чихать на все, мне нужно выпить.
– Малышка?.. Малышка?.. Малышка. – Звук торопливых шагов. – Эй, прежде чем вы уйдете, не вызовете ли мне Службу помощи автомобилистам?
Мы дождались, пока шаги окончательно не стихли. А затем подождали еще немного. Я достала телефон и провела пальцем по экрану. Мобильник не работал.
– Нет! – Я постучала по нему, а потом нажала на кнопку включения. Экран оставался темным. – Нет, нет, нет, нет, нет.
Бейли посмотрела, чем я занимаюсь:
– Черт!
– Это катастрофа.
– Да. Без дураков.
– Мои родители… Мои подруги…
Бейли в недоумении заморгала:
– Подожди. Так вот что тебя беспокоит? А вовсе не то, что мы остались без карты?
– Ты не понимаешь. Они ждут… Они хотят… Они всегда… – дрожала я.
Бейли обняла меня за плечи:
– Все «они» да «они». – Почувствовав ее руку, я расслабилась.
– Да. Ты права.
Мы обе не отрываясь смотрели на черный экран телефона у меня в руке. И спустя какое-то время Бейли сказала:
– Это был хороший телефон. – Я фыркнула от смеха и склонила голову к ее голове. До нас доносилось пение птиц, солнце прогоняло утренний туман. Потом мы проползли какое-то расстояние по грязи на руках и коленях, выбрались из стока и встали во весь рост.
– У тебя есть хоть какое представление о том, где мы? – спросила я.
Бейли помотала головой:
– Не-а.
Мы огляделись. Прозрачный свет серебрил листья деревьев, воздух был свежим и бодрящим.
– Но у меня хорошее предчувствие.
Я глубоко вдохнула, наполнив легкие этим воздухом, а потом с шумом выдохнула. И улыбнулась Бейли:
– И у меня.
Бейли тоже улыбнулась, широко раскинула руки и завертелась на месте.
– Куда нам идти? Куда нам идти?
Я показала:
– Вон туда.
Бейли протянула мне руку:
– Вперед?
Я схватила ее ладонь. Она была теплой и знакомой.
– Вперед. – И мы, взявшись за руки, пошли по устилавшей землю сухой листве.
637,5 миль
– Ненавижу ходить пешком.
639 миль
Мы с Бейли сидели на краю поля, сняв ботинки и болтая ногами в небольшом ручье. Бейли почти неприлично стонала от удовольствия.
Я рассматривала свои стопы, они были красными и местами стертыми.
– Похоже, «Адидас» не годится для бега по пересеченной местности.
Мой недавний оптимизм потихоньку улетучивался. Мы оказались неизвестно где, и признаков цивилизации вокруг не наблюдалось. Затем вдруг в утреннее птичье пение ворвался отдаленный гудок поезда. Бейли прекратила свое занятие, доводившее ее чуть не до оргазма.
– Слышала? – спросила она. – Похоже, наша проблема решена. Ты только посмотри!
По полю тянулись железнодорожные пути.
– Но я что-то не вижу станции.
Брови Бейли взметнулись вверх.
– А кто сказал, что она нам нужна? – Должно быть, у меня на лице появилось скептическое выражение, потому что она добавила: – Послушай, нам надо преодолеть по крайней мере триста миль, а эта ветка идет на запад.
Она была права. Небо позади нас оказалось светлее, чем впереди. Поезд шел в нужном нам направлении. Другое дело, что надо было как-то сесть на него. Ни слова не говоря, я схватила кроссовки и встала.
Несколькими моментами позже мы уже карабкались на небольшую насыпь, отделявшую рельсы от поля. Я прищурившись посмотрела вдаль. Поезда видно не было.
– Мы что, просто побежим рядом, а потом запрыгнем на него? – спросила я.
– Да, как заправские бродяги.
Тут появился поезд – черное пятно на горизонте. Бейли сгруппировалась, готовясь к прыжку. Я последовала ее примеру. Поезд снова загудел, теперь уже громче. Ногами в кроссовках я чувствовала, как дрожит земля. Когда поезд оказался ближе, вибрация охватила не только ступни, но и ноги целиком.
– О’кей, – слегка задыхаясь, сказала Бейли. Она не отрывала глаз от поезда. – Когда он будет здесь, мы найдем открытый вагон и прыгнем. Следи за мной. – Я согласно кивнула, не в силах произнести ни слова.
Поезд был уже в двадцати ярдах от нас, и это расстояние все сокращалось. Локомотив оказался огромным, почти такой же высоты, как мой дом. Его серебристые бока поблескивали. Еще один гудок взорвал воздух. Бейли что-то прокричала мне через плечо.
– Что? – крикнула я. Ее голос был едва слышен из-за грохота сотен тонн стали, надвигавшихся на нас.
