– Неважно. Ты ее не знаешь.
Он медленно кивнул и, несмотря на провозглашенную ненависть к коктейльным вишенкам, продолжил есть салат.
– Ты веришь в загробную жизнь? – вдруг спросил он.
– От пеканового пая к загробной жизни? Ничего себе скачок.
– Похороны.
– Да.
– Да – ты веришь в загробную жизнь? Или да – похороны?
– Да, я верю в загробную жизнь. – Я помолчала, глядя на облака. – Я не знаю, из чего она состоит, но я верю, что у всех нас есть душа, что-то, что делает нас самими собой. Помню, когда моя бабушка умерла, я смотрела на ее тело и думала, что чего-то не хватает, что она – это больше не она. – Я посмотрела на него краем глаза. – А ты?
– Я согласен.
– Вау, хоть в чем-то мы с тобой согласны.
– Знаю, очень странно. – Он несколько раз постучал ботинком по гвоздю, торчащему из деревянных перил крыльца. – Это поэтому ты расстроена сегодня? Потому что это напомнило тебе о похоронах бабушки?
– Вот оно, – пробурчала я. – Знала, что ты не сможешь сдержать свои попытки анализировать меня.
– Мне нужен всего один последний кусочек пазла, и тогда я пойму о тебе все.
Я понимала, что он шутит, но задумалась, нет ли в его словах доли правды: не решил ли он, что и правда досконально разобрался во мне. Было бы неплохо, если бы он снабдил меня списком: в последнее время у меня самой с этим были проблемы.
– Давай найдем Мику и поедем, – сказала я.
– Мы еще и в этом согласны.
Эндрю засунул в рот последнюю ложку салата и, когда мы встали, бросил тарелку в металлическую мусорку у двери. Мы вернулись внутрь. Прохладный кондиционированный воздух был очень приятным, но было очень шумно. Мы держались вместе, пока искали Мику в гостиной, в коридорах, в спальнях. Я даже постучалась в туалет, но ответила мне не Мика.
– Я оставила мобильник в фургоне, – сказала я Эндрю. – У тебя твой с собой?
– Свой я тоже оставил в фургоне, потому что ты сказала на кладбище, что так будет вежливо.
Я вздохнула.
– И правда. Я ведь твой тренер по этикету.
– По провинциальному этикету. С меня услуга за услугу, если ты когда-нибудь приедешь в Нью-Йорк.
Я стиснула зубы и направилась к входной двери. Мне ни к чему были уроки городского этикета. В отличие от него, у меня был здравый смысл.
Я направилась к фургону, опережая Эндрю, и заметила машину Кайла прежде, чем его самого в салоне. Мустанг стоял рядом с цветочным фургоном, и я увидела, что внутри кто-то шевелится. Двигатель был запущен. Он что, ждал меня?
Но когда я подошла к машине, стало ясно, что Кайл внутри не один. На штурманском кресле сидела Джоди, и они целовались. Я ахнула. В этот самый момент за моей спиной появился Эндрю.
Кайл, должно быть, услышал или почувствовал что-то и прервал поцелуй. Оглянувшись, он увидел меня и кивнул. Я не стала задерживаться, чтобы узнать, что будет дальше: Джоди уже начала оборачиваться. Чувствуя, как полыхают щеки, я зашагала прочь, мимо цветочного фургона, сжимая в кулаке ключи от машины.
Эндрю догнал меня.
– Эй, ты в порядке?
– Что? Почему мне не быть в порядке? – Я не собиралась наезжать на него, но получилось именно так.
– Там был Кайл. Я думал, вы с ним…
– Что? Ага, нет, это неважно. Мы с ним не… Он даже не… – нравился мне, так я хотела закончить это предложение. Я знала, что это чистая правда, но это не значило, что мне не обидно, и объяснить все это было сложно. И я не хотела ничего объяснять. – Это похороны, – закончила я в итоге.
– Каждый по-разному справляется с горем? – повторил Эндрю слова Мики.
В конце улицы был небольшой парк, и я срезала путь по траве, чтобы добраться до большой детской горки. Я залезла по ступенькам наверх и села, прислонившись спиной к синим металлическим прутьям. Эндрю последовал за мной и сел напротив, вытянув ноги параллельно моим. Платформа оказалась меньше, чем я рассчитывала.
– Я забыла взять телефон, – сказала я.
– Я тоже.
Сняв туфли, я босыми ногами прижалась к прутьям перил рядом с ним.
– Ну что, – проговорил Эндрю, – получается, ты точно вписала Кайла в колонку «нельзя встречаться» в Микиной таблице?
Я слабо рассмеялась и закатила глаза.
– Ты думаешь, я расстроилась. Думаешь, у нас с Кайлом что-то было?
– Думаю, да.
– Не было у нас ничего. Ничего особенного, – сказала я. – И никакой таблицы нет, ты же это понимаешь, да? – Я тяжело выпустила воздух. – Это вообще неважно, честно. Через пару недель начнется учеба. Это выпускной год, и когда он закончится, я отсюда уеду.
Мы какое-то время молчали. Я колупала отслаивающиеся кусочки синей краски на металлических прутьях, притворяясь, что со мной все в порядке. Потому что мне правда очень хотелось быть в порядке. Я должна была быть в порядке. Я и была.
– Ты не будешь скучать? – спросил Эндрю наконец. Я потерла ладони.
– Я буду скучать по Мике. Но она хочет остаться и работать с папой. Я буду часто приезжать в гости. Мой брат здесь живет.
– И твоя мама.
– Ну да… и она тоже.
– Ты не будешь скучать по ней?
– Я люблю маму.
Эндрю кивнул.
– Твоя мама не так плоха.
– Мы просто очень разные.
– Это верно. – Он улыбнулся мне. – Что ж… выпускной год?
– Да. И у тебя. Но… как оно, на самостоятельном обучении? Так же ждешь с нетерпением?
– Когда школа уже закончится? Да.
– Это можно понять. Но не знаю, что-то есть в этом: учиться в кампусе, быть самой старшей… Не знаю.
– Понимаю. Своеобразный обряд посвящения. Который я пропущу. – Он помолчал минуту, потом добавил: – Я хотел бы вернуться в школу на выпускной год.
– Но…?
– Но потом мы переедем.
– Точно.
– Точно. – Он неловко двинулся, толкнув мою ногу коленом, а потом снова резко сменил тему. – Ты понимаешь, что я видел тебя только в юбках? У тебя вообще есть хоть одна пара джинсов?
– Ты видишь меня только на мероприятиях.
– Еще один раз мы с Микой встретили тебя в кино.
Я кивнула, вспомнив тот короткий разговор: я повела Ганнара смотреть последний супергеройский фильм и столкнулась с Микой и Эндрю в вестибюле.
– На мне тогда была юбка? – спросила я.
– Ага.
– Гм. Здорово, что у меня шикарные ноги, – сказала я, приподнимая одну.
– И правда. – Его взгляд остановился на моей ступне. – Получился неплохой шрам.